Автор Второй книги Маккавеев объяснял гонения теологически (кара за грехи народа), психологически (патологическая личность Антиоха Епифана), экономически (ограбление храма для выплаты репараций по Апамейскому договору), политически (использование центральной власти в борьбе между собой иерусалимских «партий») и т.д. Бикерман полагал, что подстрекали Антиоха евреи элиты, склонявшиеся к культурной открытости, В. Чериковер считал, что гонениям предшествовало народное возмущение, из-за того что Менелай и Лисимах ограбили храмовую сокровищницу (2 Макк. 4:39–42). В. Чериковер отметил, что Антиох принял сторону язычников-сирийцев, которых он поставил гарнизоном в крепости (Акре), и которые в Иерусалимском храме приносили жертвы своим богам или упомянутому в Дан. 11:38 «богу крепостей». Но исследователям ничего не известно ни об этническом составе и религии обитателей Акры, ни о содержании и богослужебных практиках «ереси отступников». Единственное их высказывание: «Давайте пойдём и заключим завет с язычниками вокруг нас: ведь с тех пор, как мы от них отгородились, нас постигло много несчастий» (1 Макк. 1:11) – это протест против изоляционизма. По свидетельству Первой и Второй книги Маккавеев, указ Антиоха Епифана распространялся на всю державу и требовал, чтобы все подданные стали одним народом с общими обычаями. Язычники якобы указу повиновались, хотя, к чему были принуждены и от чего должны были отказаться, не сообщается (1 Макк. 1:41–42). Но локальные культы и святилища продолжали существовать, из Маккавейских книги исследователям известно о нападениях на языческие капища войск иудеев, а не войск царя (например: 1 Макк. 5:44). Те преследования, которые описаны в Первой и Второй книги Маккавеев (принуждение уничтожать священные книги или есть свинину) отвечают эллинскому благочестию не больше, чем убийства, грабежи и насилие, вызвавшие партизанскую войну и бегство в пустыню. Дж. Гоулдстайн считал «навязанный» Антиохом культ не ересью внутри иудаизма и не вариацией эллинистического вольнодумства, а образцом ближневосточного синкретизма: почитание Бога Израиля, Ашеры и их сына, изображения которых якобы были воздвигнуты на алтаре Иерусалимского храма. Не опирающаяся на факты «реконструкция» свидетельствует о её невозможности. Загадкой для исследователей остаются религиозная политика Антиоха Епифана, противоречащая практике эллинистических монархов, от которой вскоре отказались и Селевкиды (2 Макк. 11:24), а также победы необученных маккавейских «партизан» над регулярными войсками и превосходящими силами противника. После победы восстания общекультурное эллинское влияние только ширилось, хотя и не затрагивало напрямую богопочитание и не влияло на народные низы. В Четвёртой Маккавейской книге образы атлета и спортивное состязание в гимнасии, столь ненавистные восставшим и авторам Первой и Второй Маккавейских книг, стали образами мучеников и символом страдания за верность Торе. Как показывают Третья и Четвёртая Маккавейские книги, свободное владение эллинским поэтическим языком, риторической техникой и философским мыслительным инструментарием не приводило само по себе к отступлению от Торы и к отказу от иудейского образа жизни и благочестия. После восстания и гражданской войны общество разделилось.