В час смерти, когда отступают все личные мотивы и желания, его душа горела мыслью о кафолической церкви, и заботу о ней он вручил епископам. И он не ошибся, или, точнее, не совсем ошибся: епископат защитил церковь не только от ударов докетизма, но и от более страшного врага – гностицизма. Но в этой борьбе он не смог отстоять в полноте за отдельной церковной общиной ее кафолической природы. 6. В апостольское время полнота и целостность церковной природы определялась присутствием Христа, т.е. наличием в церковной общине евхаристического собрания. В евхаристии присутствует Христос в полноте неразделённой Своей природы, а полнота природы Христова Тела обуславливает и полноту церкви. Не было надобности определять, какая евхаристия правильная, т.к. в церковной общине было только одно евхаристическое собрание: поэтому кафоличность церкви не ставилась в зависимость от её совершителя. Исторические условия развития церкви поставили вопрос о совершителе евхаристии как условии её правильности. Когда на этот вопрос Игнатий Богоносец ответил, что «только та Евхаристия правильна, которая совершается епископом или тем лицом, кому бы ни поручил епископ», с необходимостью возник дополнительный признак кафоличности церкви – епископ. Церковь только там, где присутствует Христос, т.е. там, где совершается евхаристия, но евхаристия может совершаться только епископом, следовательно, там, там только кафолическая церковь, где верующие собираются с епископом. Где нет епископа, не может быть правильного евхаристического собрания, нет присутствия Христа, нет и церкви. С другой стороны, и не может быть епископа без церковной общины, т.к. без последней не может быть евхаристического собрания, поэтому «где бы ни появился епископ, пусть будет и община». Смысл этих слов Игнатия Богоносца тот, что собрание превращается в церковь, когда в нём епископ, а не тот, что епископ создаёт церковь, т.е. что раз имеется епископ, то обязательно должна быть и церковь. Учение Игнатия Богоносца о церкви находится в основной линии богословия апостола Павлова. Как и у Павла, оно остаётся по преимуществу евхаристическим. Различие состоит в том, что исторические условия жизни церкви принудили определить внешний признак кафоличности церкви. Гениальность прозрения Игнатия Богоносца исследователи видят в том, что этот признак связывал земную церковь с небесной, т.к. он включён в евхаристическое собрание. Епископ стал признаком кафоличности церкви, но не сам по себе, а как совершитель – предстоятель евхаристии. Этот внешний признак содержится во внутреннем – присутствии Христа. Однако исследователи отмечают, что внешний признак не является раскрытием того, что implicite содержится в самом существе церкви. Только внутренний признак связан с существом церкви – с небесной церковью. Внешний связан не с ней, а с эмпирическим бытием церкви – с земной церковью. Земная церковь есть икона небесной, если она включает в себя епископа: без епископа эта икона является неполной, неправильной. В первохристианстве эмпирическая ткань церкви была настолько прозрачной, что существо церкви ясно светилось через эту оболочку. Исторический процесс нёс с собой огрубление эмпирической ткани и вызывал необходимость эмпирического признака.