Всё более активное нападение гностицизма, грозившего обезличить новую религию, христианская церковь начинает испытывать со II в. Гностики старались возвести свои доктрины к Откровению, но ещё охотнее они сами составляли книги и связывали их с именами вождей христианства. В середине II в. на сирийский диалект арамейского языка был сделан перевод Библии («Пешита», т.е. «простая», «безыскусная»), который имел на Востоке огромное значение. Вместе с сирийским христианством она попала в Армению, Иран, Индию, Туркестан и Китай, и масштабы её распространения в известной мере предвосхитили распространение Корана. В том же веке появились сирийские переводы греческих Евангелий, среди которых наиболее популярным был «Диатессарон» – компиляция из четырёх канонических Евангелий, где трактовка Христа принимает рафинированно спекулятивный смысл: Христос («Слово Божье») входит в ухо Марии и сходит с Её уст (парафраз текста 44 псалма: «Слыши… и приклони ухо твоё…»). Вошедший в христианский обиход термин «апокриф» был введён именно для обозначения эзотерических текстов гностицизма, который оказал серьёзное влияние на эволюцию альтернативных христианских течений в западноевропейской культуре (а мандеизм как оформившееся на семитско-вавилонской основе ответвление гностицизма сохранилось в контексте восточной культуры до наших дней). Связующая роль гностицизма между восточной мудростью и христианскими идеями наиболее ярко проявилась именно в апокрифах. Это были всякого рода легенды из жизни Иисуса, деяния Его учеников и апостолов, истории о мучениках и святых. Обилие подобного рода произведений объясняется извечной любовью народа к волшебным рассказам и сказкам, и эта любовь умело использовалась христианскими авторами в нравоучительных целях. Переводчики христианских апокрифов почти всегда стремились приспособить их к отечественным традициям и верованиям. Поэтому, например, в коптских апокрифах ощущается стихия чудес и магии, которая знакома ещё по древним египетским сказкам. Не случайно большую часть коптских апокрифов составляют сочинения гностических сект, в учении которых о путях познания религиозной истины христианская идея спасения мира была сплавлена с наследием восточных религий: иранским дуализмом, сирийско-финикийской демонологией, вавилонской астрологией, египетской магией. В коптских апокрифических Евангелиях были особенно популярны всевозможные рассказы о детстве Марии и Иисуса, о пребывании Спасителя во гробе и Его вознесении на небо. С культом Марии, особенно распространённым в Египте, связан один из первых, видимо, оригинальных коптских апокрифов «Разговор Иисуса со своей матерью». Магией чисел и фантастической мифологией пронизаны апокрифы, предназначенные открыть верующим путь к освобождению из пут греховной материи. Близки по своему характеру к гностическим сказочным апокрифам и коптские деяния апостолов. Стиль и характер переводов с греческого языка оказывал решающее влияние и на первых восточных богословов, писавших на родном языке. В коптской литературе таким богословом был основатель коптского монашества Пахомий (начало IV в.), в сирийской – гностик Бардесан – автор религиозных гимнов (род. в 154 г.) и его ученики. Его преемником в сирийской поэзии стал знаменитый Ефрем Сирин (около 306 – 379 гг.), один из великих учителей церкви. Исследователи отмечают, что с возрастанием роли церковных песнопений сирийский стих оказал влияние на западное стихосложение. Вероятно, с этим связано появление новой византийской поэзии, поздней латыни, а затем и аналогов в других языках Европы. Эта роль сирийского стиха свидетельствует, что тесный контакт многочисленных христианских литератур первых веков не был односторонним и обогатил не только восточную, но и западную литературные традиции. Церковь боролась с наводнением апокрифической литературы или тем, что противопоставляла ей свою письменность такого же рода, или же обезвреживала апокрифы и допускала их к обращению. Всё это привело к появлению так называемой апологетики, которая отстаивала христианское учение от нападений язычников; она состояла из двух элементов, оборонительного и агрессивного. Вначале преобладал оборонительный элемент, и лишь к концу периода (т.е. ко времени признания христианства в качестве государственной религии) христиане чувствуют себя настолько сильными, что от защиты своей религии переходят к письменному обличению религии язычников. Поскольку первые споры о христианской религии велись не с язычниками, а с евреями, то и первая апология была направлена против иудаизма с целью доказать, что христианство – истинная религия Писания и исполненных пророчеств. Это, прежде всего, диалог Аристона Пеллейского «Беседа Язона (иудеохристианина) и Паписка (еврея)», которая известна лишь потому, что ей пользовались Авл Корнелий Цельс (около 25 г. до н.э. – 50 г. н.э.) и Ориген (около 185 – около 254 гг.); а также «Диалог Иустина-философа с Трифоном-иудеем».