Религия римлян - Страница 53

Откровение может и должно быть сформулировано при помощи категорий разума, философскими терминами (уже апостол Иоанн счёл возможным для изложения учения о Сыне Божьем взять платоновско-филоновский термин – «Логос»). Однако, приступая к такой работе, богослов (это слово создано апологетами) должен постоянно контролировать себя Откровением. Если ему не удаётся найти формулу, сохраняющую за философскими терминами их всегдашний научный смысл и вместе с тем точно отвечающую содержанию веры, то он должен признать свою частную неудачу, свою слабость, неумелость, и только. Если же выяснится, что наши философские понятия неприложимы к содержанию веры без его искажения, то, значит, надо реформировать саму философию. Кто поступит обратно и станет ломать само Откровение, чтобы подогнать его под мерку того, что ему представляется или в философии считается неизменным и неизбежным для разума понятием, тот еретик и должен выйти из церкви, т.к. он поставил свой ум выше Откровения и выше учения церкви. Таким образом, церковь ещё на заре своего существования приняла все меры к охране вверенного ей сокровища веры от всевозможных искажений и воздействий со стороны окружающих духовных стихий, поставив Откровение как мерку истины и лжи, их угодности или неугодности Богу. Вопрос о том, выдержала или нет церковь на деле свою точку зрения, или же чуждые элементы постепенно просочились в неё, изменив и даже вытеснив первоначальное содержание веры и (став на его место) стали провозглашаться самой церковью как её Откровение, есть вопрос истории христианского учения; отвечать на него с достаточной доказательностью может только соответствующая наука в полном её составе. Например, в протестантской, мало верующей и совсем не верующей науке распространён взгляд, что церковь своего принципа не выдержала, что её вероучение, организация, её догматы, таинства, обряды представляют из себя затяжную форму эллинизации христианства, подобно тому как гностицизм представлял её молниеносную форму. Исследователи подчёркивают, что знакомясь с аргументацией этого взгляда, необходимо помнить, что для её убедительности важно не количество внешних черт и слов, перенесённых из языческих культов в христианский: нужно доказать, что эти черты перенесены с сохранением их языческого смысла, чуждого первоначальному христианскому вероучению. Несомненно, что христианство, будучи внутренним перерождением мира, меньше всего было и хотело быть его реформой в буквальном смысле слова, т.е. изменением во что бы то ни стало его внешних форм. Напротив, церковь стремилась по возможности меньше ломать снаружи, но по возможности всё наполнить своим, новым внутренним содержанием. Христианство не боялось обращать вчерашние языческие храмы в свои церкви, не боялось оно и других внешних заимствований. В бесчисленных пунктах сходства исследователи видят, что сходство это чисто внешнее. Так, на Евхаристию можно посмотреть как на духовную пищу, дающую вкушающему бессмертие, и протестанты утверждают, что это мы не находим «раньше, чем в четвёртом Евангелии», но есть в этом нечто сходное с язычеством: надписи на пеланах мумий свидетельствуют об отождествлении Диониса с жертвенным животным, которое участники оргий разрывали и съедали, чтобы слиться с существом бога, они «ели бога». Православие утверждает, что в этом языческом культе было как бы предчувствие истины. Несмотря на явно мистический элемент, заимствованный из древних культов и роднящий христианство с ними, заимствование якобы идёт не дальше слов и форм, не дальше, чем в заимствовании языческого здания под христианскую церковь. Это проявляется и в том, что целитель Асклепий и некоторые другие боги назывались в язычестве «спасителями» и «человеколюбцами». И в том, что эллинский культ представляет множество черт, тождественных с православными обрядами погребения и поминовения усопших. И в том, что православное «богоявление» зовется точь-в-точь как один из праздников Диониса. И в том, что сам термин «таинство» взят без изменений из языческих «мистерий». Однако сводить это лишь к чисто внешним сходствам было бы тоже не совсем правильно. Если верить в действенность отпевания и поминовения усопших, но не верить в воскресение Христа, то это не более чем лицемерие. Не только к внешним заимствованиям сводится вера в то, что Христос есть «Спаситель», и что Он спасает не от того, от чего спасал Асклепий, а иным путём. Эллины чтили и поминали умерших, чтобы они не напоминали о себе живым, не пугали и не вредили (по крайней мере, первоначально), а христиане – чтобы поддерживать общение любви между живыми и умершими как между церковью земной и небесной. Слабость чутья к смыслу восточного вероисповедания доводит порой до грубых ошибок, тем более что надо постоянно отличать церковное понимание от вульгарно-христианского, которое нередко действительно впадает в язычество и магизм, и сама церковь объявляла его всегда двоеверием и суеверием.



 
PR-CY.ru