Согласно исследователям, представляя ценность в своей отрицательной критической части, их работы содержали серьёзные недостатки в положительном раскрытии догмата. Исключением признаётся лишь магистерская диссертация архимандрита Сергия (Страгородского) «Православное учение о спасении». Однако в этой работе он рассматривал только субъективную сторону спасения. Объективное значение Воплощения Бога Слова и принесённой Им жертвы он подробно раскрыл в критике работы протоиерея Сергия Булгакова «Агнец Божий». Беляев, Орфанитский, Тареев, Светлов, критикуя западный юридизм, сами в той или иной мере опирались на западные концепции, в первую очередь, на идеи Ричля, в свою очередь, восходящие к так называемой теории нравственного влияния, приписываемой Пьеру Абеляру (1079–1142 гг.). Митрополит Антоний (Храповицкий) в книге «Догмат искупления» доходит до фактического отрицания искупительного значения Крестной смерти Христа, ставя на её место Гефсиманскую молитву. Архиепископ Иларион (Троицкий), говоря о тайне спасения, акцентирует внимание лишь на самом факте Воплощения, ничего не говоря о сотериологическом значении земной жизни Спасителя, Его Крестной смерти, Сошествия во ад, Воскресения и Вознесения. Исследователи полагают, что в целом критикам юридизма (как и их оппонентам) не хватало «подлинного знания патристического предания в его полноте», необходимого для положительного раскрытия на его основе догматов православия. Поэтому не случайно, что в рамках данной полемики не рассматривались такие принципиальные для сотериологии догматические положения, как учение о двух волях во Христе, учение о воипостасном, о рекапитуляции, о взаимообщении свойств, об онтологической связи воплощённого Логоса с церковью и т.д. Центральная идея святоотеческой христологии и сотериологии (идея обожения) также осталась без внимания. Новые подходы в истолковании догмата Воплощения разрабатывались протоиереем Сергием Булгаковым, в богословии которого воплотившийся Сын Божий становится одним из звеньев его единой софиологической концепции. Не совсем ясное учение Булгакова о Логосе как онтологическом «посредстве» между Богом и тварью послужило поводом к церковному осуждению его христологии. Чрезмерное акцентирование внимания на необусловленности Воплощения грехопадением позволяло критикам обвинять Сергия Булгакова в том, что в его концепции Воплощение становится некой «божественной необходимостью». Наиболее обстоятельная критика софиологии Сергия Булгакова была дана Владимиром Николаевичем Лосским (1903–1958 гг.). Приближение к тайне Воплощения осуществимо, по его мнению, только через творческое возрождение святоотеческого догматического сознания, а не на пути религиозно-философского творчества. Основываясь на восточной патристике, он противопоставлял «софийному детерминизму» Сергия Булгакова учение о синергии, или содействии двух воль – божественной и человеческой. Воплощение, обусловленное грехопадением первого человека, стало возможным только в результате обоюдного свободного изъявления. Будучи выражением божественной любви, Воплощение «не вносит никакого изменения, никакой новой реальности во внутреннее бытие Пресвятой Троицы». Целью Воплощения является обожение человека: «Воплощение и обожение между собой согласуются, друг друга предполагают». В.Н. Лосский категорично отвергал саму постановку вопроса о возможности Воплощения вне грехопадения: «Не мир создан ради Боговоплощения, как учит о. С. Булгаков, а Боговоплощение совершилось ради мира, ради его освобождения от греха». Он подчёркивал, что отцы церкви не ставили гипотетических вопросов, поскольку их не интересовали нереальные случаи. При этом Лосский высказывает следующее предположение: «Если бы не пал Адам, если бы не было нарушено первоначальное единство человеческой воли с волей божественной, эта цель (совершенное обожение), к достижению которой призвана вся тварь, была бы достигнута иным путём…» Протоиерей Георгий Флоровский (1893–1979 гг.), будучи не менее последовательным в критике софиологии Сергия Булгакова и солидаризируясь с Лосским в отношении необходимости творческого усвоения живой патристической мысли, тем не менее, не отвергал идеи Воплощения вне грехопадения. Он считал, что она вполне допустима в православном богословии, если будет поставлена в иной контекст, нежели у средневековых схоластов или в западно-христианской полемике Нового времени. Отправной точкой в осмыслении этой проблемы могут, по его мнению, стать идеи Максима Исповедника, который, по его словам, «решительно утверждает, что Воплощение – первая и безусловная цель творения».