Царствование Михаила III не просто отмечало этот «исторический» рубеж: подобно тому, как русские князья стали наследниками Хазарии, Русская земля претендовала на своё место в христианском мире – и отнюдь не на то место «северных варваров», которое было уготовано Руси византийской («ромейской») традицией. В летописном изложении уже победитель Олег под стенами Царьграда представлялся грекам не как языческий князь («князь Рос»), а как святой Димитрий: это характерное для древнерусской традиции замещение ставило «новый город» (так уже принявшие христианство русские именуются в «Повести временных лет…»), наделённый благодатью, выше «ветхого», чьё царство (даже священное царство Михаила III) было преходящим. Наконец, в послании Константинопольского патриарха Фотия крещёная русь объявляется подданными и гостеприимцами ромеев – греков. Это традиционное для имперских амбиций ромеев отношение к народу, принявшему крещение из Константинополя, как к своим подданным, сильно осложняло и без того не слишком успешную миссионерскую деятельность Византии. Русь не считала себя подданной империи, что ясно показали последующие через сорок лет события – поход Вещего Олега на Царьград. О походе Олега не говорится в византийских источниках, но исследователям понятно, почему греки предпочитали умалчивать об успешных военных предприятиях варваров – они заботились о престиже Богохранимой державы. Зато исследователям известно, что в 911 г. был заключён мирный договор между греками и русью. Исследователи отмечают, что в преамбуле договора стороны обозначаются как «христиане» (это – ромеи-греки) и «вся русь», князья и дружина. Однако «варвары» силой оружия добились уважения и неслыханных торговых и имущественных льгот в отношениях с империей. Исследователи считают немаловажным, что договор был написан на славянском языке – значит, русские послы (а также князь Олег и княжич Игорь), ещё носившие скандинавские имена, уже пользовались славянским языком – иначе и быть не могло, ведь славяне были не только подданными русских князей, но и союзниками в их войске. Значит, летописец Нестор не случайно писал, что именно он нашёл договор с греками в княжеском архиве и включил его в летопись. В преамбуле договора сообщается о греках просто как о «христианах» (но не о ромеях – ведь русь звала византийцев «греками»), они противопоставлены «всей руси», которая находится под рукой Олега. Это противопоставление, хоть и в неявной форме, но всё же очевидно давало понять, что русь для греков остаётся «безбожной» – варварской. Летописное предание о походе Олега содержит характерную реакцию на это противопоставление. В войске Олега, в отличие от дружины Аскольда и Дира, были многочисленные славянские «федераты», «вои»: летопись причисляет к ним едва ли не все известные летописцу славянские племена Восточной Европы, платившие дань русскому князю. Очевидно, это предопределило успех самого военного предприятия. Но на обратном пути Олег, заботившийся, прежде всего, о своих «гребцах» (они первыми получили от греков дань на «уключину»), дал руси драгоценные паруса из прочных шёлковых паволок, а словенам – из непрочных тканей, так что тем пришлось менять паруса на старые – из простой холстины, сетуя на свой низкий статус.