Этот сюжет (последнее царствование Михаила) подробно трактуется в апокрифическом «Откровении Мефодия Патарского», одного из источников «Повести временных лет…». Византийские историки – сторонники императоров Македонской династии, основатель которой Василий I сверг Михаила III, – создали непритязательный портрет этого царя, несамостоятельного правителя, пьяницы и даже святотатца. Но для древнерусской традиции суть его царства была в ином: «Новгородская первая летопись» перед описанием похода руси 860 г. отмечает, что при Михаиле III и его матери Ирине (ошибочно вместо Феодоры) было возобновлено православное «поклонение иконам» – отвергнута ересь иконоборцев. Таким образом, действительно наступило праведное царство. Поход руси оказался как бы вписанным в эсхатологический контекст этого царства: народ рос явился под стены Царьграда, реализуя пророчество Иезекииля о Гоге в стране Магог; князе Рос – таким этот народ предстаёт в посланиях Константинопольского патриарха Фотия, свидетеля похода 860 г. Но в летописной традиции этот эсхатологический контекст обернулся началом истории нового народа, и это была не просто «инверсия» византийских эсхатологических мотивов; при Михаиле III были призваны в славянские земли Кирилл и Мефодий – славяне обрели христианское просвещение. В «Повести временных лет…» это событие опять-таки связано со «сбоем» в хронологии – миссия, начавшаяся около 863 ., описана под 898 г., и этот «сбой» непосредственно связан с общей концепцией летописца. Автору нужно было увязать дунайскую (моравскую) историю славян, получивших Священное Писание от Кирилла и Мефодия, с историей Руси, «прозвавшейся» с приходом Олега в Киев в 882 г. (по летописной датировке): в качестве естественной «связки» днепровской истории Руси и дунайской истории славян было использовано известие о походе угров-венгров из Поднепровья в Паннонию. Сама дата (898 г.) могла быть связана с венгерским походом 899 г. в Италию – Влашскую землю, что согласовывалось с летописным преданием об изгнании франков (волохов-влахов) уграми из Подунавья. Но для летописца важнее были собственно древнерусские реалии. Не напрасно упоминалось и урочище Угорское, на котором стоял Олег. Результатом этого стало включение ещё «безбожной» Руси в ход священной (христианской) истории, в которой Мефодий (первоучитель славян) оказывался наследником Андроника, посланного епископом в Паннонию (Иллирик) самим апостолом Павлом. Но это – всего лишь легенда. По мнению исследователей, хотя повествование о походе руси на Царьград в царствование Михаила III и призвании варяжских князей относится к «исторической» – датированной части летописи, оно не лишено библейских реминисценций. Исследователи давно обнаружили библейские мотивы в варяжской легенде: усобицы, предшествовавшие призванию, напоминают о неурядицах в Израиле эпохи судей, когда сыновья Самуила «не ходили путями его», и старейшины Израиля просили Самуила поставить над ними царя («Первая книга Царств», глава 8). Более того, как отмечают исследователи, последовательность сюжетов расселения славян, обретения ими своей земли и призвания правителя повторяет композицию Библии. В итоге композиция «Повести временных лет…» воспроизводила традиционное деление библейских книг.