Наиболее яростно на учение и образ жизни Аристиппа нападал христианский апологет Лактанций, полагавший, что мировоззрение киренаиков противно самой человеческой природе: «Аристиппу я даже отвечать не буду, поскольку ни у кого не может быть сомнения, что не был человеком тот, кто постоянно стремился к плотскому наслаждению и ничему другому не служил, кроме как животу и Венере (ventri et Veneri); ведь он жил так, что между ним и скотом не было никакой разницы, если не считать того, что он разговаривал». Согласно Лактанцию, устремляясь к телесным наслаждениям и подчиняя этой цели даже добродетель, киренаики в правилах своей жизни подражают неразумным животным, поступающим точно так же по природному инстинкту, и тем самым низводят свой разум до животного уровня. Источник всех заблуждений киренаиков Лактанций видел в присущем основателю школы Аристиппу сладострастии; приводя рассказ об Аристиппе и гетере Лаиде, он комментировал его самым неблагоприятным для философа образом: «Какая разница, с каким намерением философ посещал порочнейшую блудницу, если народ и его соперники видели в нём никуда не годного человека? Однако мало ему было так жить, он принялся ещё учить этому сладострастию, и нравы свои из публичного дома перенёс в школу, уча, что телесное наслаждение является высшим благом. Это достойное проклятия и позорное учение родилось не в сердце философа, а в лоне блудницы». Климент Александрийский, комментируя этот же рассказ, сравнил Аристиппа с некоторыми приверженцами гностицизма и характеризовал свойственное киренаикам представление о том, что можно погружаться в удовольствия, не подчиняясь им, как опасное для духовной жизни христиан заблуждение. Церковный писатель Евхерий (V в.), епископ Лугдунский, упоминая Аристиппа в связи с его рассуждениями о наслаждениях, применил к нему и к киренаикам слова апостола Павла, порицающие людей, которые «мыслят о земном», а не о небесном: «Неужто кто-то увидит истину в учении школы Аристиппа, который по своему разуму ничем не отличается от свиней и скотов, поскольку заключает блаженство в телесном наслаждении; ведь его бог – чрево, и слава его – в сраме?» (ср.: Флп. 3:19). Встречающиеся у христианских писателей обвинения киренаиков в атеизме исследователи обычно относятся лично к киренаику Феодору, а не ко всем киренаикам и не содержат обсуждения учения киренаиков по существу. Наиболее подробным исследователи считают сообщение Епифания Кипрского, который связывает с безбожием Феодора приписываемый ему имморализм: «Феодор, прозванный безбожником, утверждал, что все рассуждения о Боге являются пустословием, поскольку он думал, что божества нет, и потому убеждал всех красть, нарушать клятву, грабить других и не умирать за отечество». Исследователи отмечают, что особое отношение к религиозным воззрениям киренаиков характерно лишь для Климента Александрийского, полагавшего, что так называемый атеизм греческих философов был положительным явлением, поскольку он разрушал языческое мировоззрение и готовил греков к принятию христианского учения о едином Боге: «Мне удивительно, каким образом... того киренца (имя его Феодор) и многих других, благоразумно проживших жизнь и разглядевших лучше остальных касающееся богов заблуждение, назвали безбожниками. Ведь хотя они и не постигли истину, но предположили ошибку. Этот проблеск разума – отнюдь не малое семя, и из него может вырасти истина».