Признавая диалог подлинным сочинением Платона, современные исследователи отмечают, что учение об удовольствии, предлагаемое Сократом в «Протагоре», близко и к мнениям софистов, и к взглядам киренаиков. В диалоге Сократ прямо заявляет, что «жить наслаждаясь – благо, а жить без наслаждения – зло», и предлагает концепцию знания как инструмента контролирования наслаждений, которая в принципиальных моментах аналогична учению киренаиков о рассудительности. В ходе научной дискуссии сформировалось два возможных объяснения этого. По мнению одних авторов, Сократ действительно был умеренным гедонистом, однако его гедонизм отличался от гедонизма софистов и киренаиков более радикальным рационалистическим характером. По убеждению Сократа, знание «всегда и во всём пересиливает и удовольствия, и всё прочее», поэтому высшей целью человека является приобретение знания, обладание которым делает жизнь добродетельной и приятной. Таким образом, учению киренаиков о непосредственно переживаемых физических удовольствиях как о целях деятельности человека платоновский Сократ противопоставляет учение о том, что получение наслаждений невозможно без познания блага. По мнению других авторов, Сократ вообще не был гедонистом; он излагает гедонистические взгляды лишь для того, чтобы заставить софистов признать ценность добродетели и знания. Эту позицию, предполагающую принципиальное отличие гедонизма киренаиков от эвдемонизма Сократа, подтверждают другие диалоги Платона; так, в диалоге «Горгий» Сократ говорит: «Благу следует подчинить всё остальное, в том числе и наслаждения, но никак не благо – наслаждениям». Независимо от того, какое решение вопроса о Сократе как о гедонисте является верным, сама возможность его постановки свидетельствует о том, что учение Аристиппа и киренаиков о наслаждении как о высшем благе формировалось в контексте широкого обсуждения проблемы этического статуса наслаждения в среде софистов и сократиков. Применяя представление о наслаждении как об абсолютной ценности к сфере межличностных и общественных отношений, киренаики предлагали рассматривать все человеческие обычаи и этические предписания исключительно с точки зрения связанных с ними наслаждений и страданий. Отвергая концепцию естественного закона, киренаики полагали, что «нет ничего справедливого, прекрасного или безобразного по природе: всё это определяется установлением и обычаем». Вместе с тем в отличие от киников киренаики не призывали к активной борьбе с обычаями ради возвращения к природной добродетели, считая, что никакой абсолютной добродетели вообще не существует. Мудрый человек, полагали киренаики, ради наслаждения вполне может совершить порочный поступок; вместе с тем рассудительность подсказывает ему, что многие из таких поступков влекут за собой неминуемое наказание со стороны общества, т.е. страдание, поэтому «разумный человек воздерживается от дурных поступков, избегая наказания и дурной славы». Таким образом, этическая ценность любого поступка у киренаиков предельно релятивизирована: один и тот же по форме и содержанию акт может оцениваться как этически добродетельный, если он служит достижению наслаждения, и как этически порочный, если он приносит страдания и удаляет от наслаждения. По формулировке Цицерона, у киренаиков «добродетель (virtus) заслуживает похвалы лишь по той причине, что она производит наслаждение». Хотя источники содержат лишь краткие, немногочисленные и крайне обобщённые упоминания об отношении киренаиков к религии и богопочитанию, общие принципы этого отношения очевидны из внутренней логики мировоззрения киренаиков.