По мнению исследователей, так называемый канцеляризм языка Канона мессы был заметен настолько, что Григорий I Великий приписал составление Канона мессы некоему «схоластику», т.е. учёному или юристу. Иероним Стридонский сообщал, что в его время прозвище «схоластик» было у Серапиона Тмуитского. Фернан Каброль, сопоставив это с открытым в конце XIX в. «Евхологием Серапиона» и теорией о восточном происхождении Канона мессы, предположил, что Григорий I Великий имел в виду это место в сочинении Иеронима Стридонского и соответственно считал Серапиона автором Канона мессы. Морен предположил, что «схоластиком» был Фирмик Матерн, но выявленные им стилистические параллели между сочинениями Фирмика Матерна и Каноном мессы были признаны неубедительными, а приписываемое им Фирмику Матерну сочинение «Consultationes Zachaei et Apollonii» передатировано V в. Т. Михельс высказал мнение, что речь в послании Григория I Великого вообще шла не о Каноне мессы, а о молитве на причащение. В настоящее время наиболее популярной является гипотеза александрийского происхождения Канона мессы. По мнению М. Мортона, цитаты у Амвросия Медиоланского отражают евхаристическую молитву, восходящую к греческому оригиналу, сходному с текстом анафоры александрийской литургии апостола Марка и других фрагментов египетских молитв. Энрико Мацца также доказывает, что римский и амвросианский Каноны мессы являются развитием более ранних форм молитвы, близких к александрийской традиции. Ключевым в цепочке его рассуждений является признание греческой анафоры Страсбургского папируса полным текстом, несмотря на то что в нём отсутствуют «Sanctus», «institutio», «anamnesis» и «epiclesis» (большинство современных учёных считают данную точку зрения спорной). Чтобы сравнение было более убедительным, Э. Мацца предварительно исключил из рассмотрения разделы Канона мессы, которые, по его мнению, являются поздними вставками, а именно, «Sanctus», «Communicantes» и «Hanc igitur». Кроме того, он сопоставил Канон мессы с испано-мосарабскими текстами, в которых якобы сохранились архаичные варианты римских «Te igitur», «Memento» и «Quam oblationem». В итоге он пришёл к выводу, что римский Канон мессы и греческая анафора апостола Марка представляют собой два варианта эволюции того раннего типа евхаристической молитвы, состоящего из двух благодарений и прошения, который сохранился в Страсбургском папирусе. Хотя Э. Мацца полагает, что ранние анафоры не имели institutio, тем не менее, установительные слова в римской евхаристической молитве, сохраняющие форму, близкую к переводу Vetus latina и тексту Киприана Карфагенского, могут указывать на североафриканское происхождение Канона мессы. Развитию этой теории препятствует то, что пока анафоры североафриканской традиции исследователи не обнаружили. Существует и несколько маргинальных теорий. Некоторые учёные пытались найти следы отдельных частей Канона мессы уже у писателей II – начала III вв. (например, Ж. Мань доказывал, что раздел «Supra quae» был известен Тертуллиану, а «Te igitur» – Иринею Лионскому). Неоднократно предпринимались попытки вывести текст Канона мессы из иудейских синагогальных молитв. Широкую известность получила теория Луи Жана Буйе, который, признавая александрийское происхождение Канона мессы, пытался выявить его иудейские истоки на основании структурного анализа и сравнения с синагогальными молитвами. Однако исследователи  отмечают, что его методика не учитывала, что сами синагогальные молитвы имеют свою историю эволюции и зафиксированы в литургических книгах значительно позже христианских. Представители францисканской иерусалимской школы пытались доказать иерусалимское иудеохристианское происхождение «Supra quae» и «Unde et memores».