Ириней Лионский в сочинении «Против ересей» приводит 626 фрагментов из Евангелий. В противоположность гностикам, сочинившим множество новых евангелий, церковь к концу II в. признавала только четыре (единственное Евангелие в четырёх формах): «Ибо, так как четыре стороны света, в котором мы живём… и так как Церковь рассеяна по всей земле, а столп и утверждение истины есть Евангелие, то надлежит ей иметь четыре столпа, отовсюду веющих нетлением и оживлением людей. Из этого ясно, что устрояющее всё Слово… дало нам Евангелие в четырёх видах, но проникнутое одним Духом». Киприан Карфагенский цитирует все четыре Евангелия. Обычно употребляя вводную формулу «как написано», он тем самым отделяет цитату от собственного комментария. Другим обозначением библейского текста служит слово «Писание» («Писания») с прилагательными «небесное», «священное», «божественное» и т.п. К концу II – началу III вв. стали появляться списки книг, фиксирующие новозаветный канон. Например, списки, включающие четыре канонических Евангелия, содержатся уже в «Каноне Муратори» (конец II или начало IV вв.) Евсевия Кесарийского, который отнёс все четыре Евангелия к так называемой группе омологумен, т.е. принимаемых единодушно повсюду. Списки новозаветных книг, подчёркивающие особый авторитет канонических Евангелий, в IV–V вв. создаются как в Восточной, так и в Западной церквах. Результатом оформления новозаветного канона явилось закрепление уже существовавшего предания в отношении священных книг каноническими правилами церкви. Уникальность евангельского богословия заключается в том, что это не слово человека о Боге, а слово Бога, обращённое к человеку, – откровение, которое даётся не через пророка (ветхозаветное откровение), а через явление Самого Сына Божия. Однако новое божественное учение Господь преподал «не на произвольно творимом, а на... устоявшемся языке». В то же время евангельское богословие излагается не на языке фиксированных терминов, оно не имеет строгой системы и вероучительных определений, которые обнаруживаются в более позднем богословии. В целом язык евангельского богословия отличается тем, что носит образный характер: поучения предлагаются в виде ярких сравнений, метафор, притчей, которые нередко поражают своей парадоксальностью (например, «кто станет сберегать душу свою, тот погубит её; а кто погубит её, тот оживит её» – Лк. 17:33; и др.). Многие образы заимствованы непосредственно из быта палестинских крестьян, рыбаков, ремесленников и т.п., что делает это богословие более открытым и понятным людям, к которым направлена проповедь Христа. Исходной базой языка евангельского богословия служат тексты Священного Писания Ветхого Завета. Хорошее знание этих текстов людьми, к которым обращена проповедь, позволяет Спасителю не только цитировать эти тексты, но и, заимствуя определённые образы и выражения, выстраивать сложные аллюзии и коннотации, причём нередко эти образы в поучениях Спасителя приобретают дополнительное развитие (ср., например, притчу о злых виноградарях (Мф. 21:33–44) и Ис. 5). Адекватное понимание евангельского богословия невозможно без учёта и хорошего знания Ветхого Завета, поскольку основные религиозные понятия, к которым апеллирует Христос, оформились уже в ветхозаветную эпоху.