Книга 3 рассматривает ощущение, воображение, способность мышления, которое может быть правильным (и тогда мы говорим о разуме, знании, правильном мнении) или неправильным. Человеческий ум – способность мыслящей части души, он отличен от всегда деятельного бестелесного ума и нуждается во впечатлениях. Ум вместе со стремлением, которое есть начало практического ума и невозможно без воображения, приводят живое существо в движение по направлению к предмету стремления. Животное не может существовать без осязания, вкус тоже есть своего рода осязание, но и вкус, и все остальные чувства существуют не ради существования, а ради блага. К корпусу биологических сочинений относятся «История животных», «О частях животных», «О возникновении животных», «О движении животных», а также «Малые естественнонаучные сочинения» (Parva Naturalia), собрание текстов, включающее трактаты «Об ощущении и ощущаемом», «О памяти и воспоминании», «О сне и бодрствовании», «О сновидениях», «О прорицании на основании снов», «О долголетии и краткости жизни», «О дыхании». В списках сочинений Аристотеля есть трактаты, отнесённые к математике («О монаде», «Астрономия», «Оптика», «О движении» «О музыке», которая включается в теоретическую философию); однако ни один из них (кроме двух незначительных фрагментов «Оптических проблем») не сохранился. Собрание материалов в 14 книгах, получившее в издании Андроника Родосского название «Метафизика», сам Аристотель относил к науке, которая, по его словам, есть умозрительная наука о причинах и началах, или мудрость. Это наиболее божественная и драгоценная наука, какая «могла бы быть или только или больше всего у бога»; «все другие науки более необходимы, нежели она, но лучше – нет ни одной». Книга 1 посвящена изложению учения о четырёх причинах: таковы сущность, или «чтойность», суть бытия; материя, или субстрат; источник движения; «то, ради чего», или благо, т.е. цель всякого возникновения и движения. Аристотель анализирует учения прежних мыслителей с целью показать, что ни один вид причин им не упущен, а все вместе определённо и отчётливо сведены впервые. При этом он специальное внимание уделяет критике платоников и пифагорейцев. Книга 2 подчёркивает, что исследование истины, безусловно, являющееся делом философии, затрудняется не только сложностью предмета, но и нашей неспособностью правильно его постичь. Знать истину вещи – значит знать её причину, в конечном счёте, необходимо знание первых причин; при этом для нас важен характер изложения, которое может быть разным (математически точным или с использованием примеров и т.п.) и должно соответствовать излагаемому предмету. Книга 3 рассматривает 14 апорий, т.е. затруднений, которые обычно возникают при исследовании первых причин и начал. 1. Исследует ли все роды причин одна или многие науки? 2. Исследует ли первая философия только начала сущего или же и начала доказательства? 3. Рассматривает ли наука о сущности все сущности, или это дело разных наук, и если разных, то все ли они однородны и суть мудрости? 4. Сущности – это только чувственно воспринимаемое, или же помимо них есть и другое, и суть ли они сущности в одном смысле или их несколько родов (например, эйдосы и математические предметы)?