Отсюда ясно, что восстановить по остаткам раннехристианской литературы полную картину жизни первенствующей Церкви нельзя, и даже если бы она сохранилась полностью, все равно было бы невозможно. Однако можно высказать некоторые догадки на основании того, как в позднейшей Церкви исчезли некоторые должности древнейшей (так называемые харизматические: апостолы, пророки, евангелисты, заклинатели) и ослабели или исчезли некоторые мнения, даже очень распространенные, но разошедшиеся с действительностью и не имевшие твердых оснований в Откровении (хилиазм, сивиллы о парфянском завоевании Рима). Были в ней, может быть, и другие мнения и другие институты, не оставившие никаких следов в литературе и переставшие существовать со временем.

Языческая религия в данную эпоху (в период превращения Римской империи из языческой в христианскую) представляла собой очень пестрое целое, в котором, однако, можно различить три направления: эллинское, римское и восточное. Эллинское, в свою очередь, разделяется на два течения: явное течение гражданских культов и тайное – мистерий. Явная эллинская религия была в принципе враждебным христианству элементом: ее ярко очерченное многобожие было таким же резким отрицанием христианства, как ее гражданский характер – христианского универсализма. Однако греческое многобожие, расшатанное со времени потери греческой самостоятельности множеством профанаций и разлагающей работой философской мысли, уже не очень твердо держалось в убеждении верующих, а в склонных к мышлению головах (таких было много) готово было уступить место признанию единого божества. Но если явная греческая религия, находясь в состоянии разложения, особенно сильного препятствия не представляла, то, наоборот, тайная религия мистерий (не столько, впрочем, элевсинских, сколько орфических) пользовалась широкой популярностью; но она же в значительной степени предваряла христианство и этим шла ему навстречу. В своем основании орфизм имел миф о страждущем боге-спасителе Дионисе Загрее, растерзанном титанами, и миф о воскрешении (Эвридики – Орфеем); внимание верующих он (в противоположность явной религии с ее несбыточным догматом о восстановлении справедливости на земле) направлял на загробную жизнь, суля вечное блаженство – добрым, наказания (вечные и временные) – злым и развивая практику постов, омовений и очищений, посредством которых человек во время земной жизни мог подготовить себе лучшую участь по ту сторону смерти. Перевес тайных культов над явными был тем двигателем, который внутри эллинской религии способствовал христианизации.

И римское направление шло ей навстречу, хотя и по другому пути. Римское многобожие, в противоположность греческому, отличалось полной неопределенностью, качественной и количественной, и было поэтому склонно к интеграции, результатом которой должно было быть поклонение одному всеобъемлющему божеству. В данную эпоху этим божеством старались сделать «гения» царствующего императора (что было в принципе далеко не тождественно с обоготворением самого императора, но на практике часто сводилось к нему), что предваряло в одно и то же время два догмата христианской религии – во-первых, ее монотеизм; во-вторых, ее учение о Богочеловеке.

Третье – восточное – направление языческой религии, подчинившее себе в то время также и западную половину империи, как таковое должно было уготовить путь христианству, колыбель которого лежала тоже на Востоке; к тому же культ Яхве сделался очагом христианства в Риме.