Новейшие исследования заставляют во многом изменить установившуюся оценку Нестория, давшего имя одному из направлений в решении христологической проблемы. В начале V в. восточной половине империи угрожала судьба, постигшая в 476 г. западную. «Речь о царстве», обращенная епископом Синезием Птолемаидским к императору Аркадию, дает представление об ужасе, который охватил население при виде войск, состоявших исключительно из варваров. При Аркадии в столице устраивается их резня силами национальной милиции, сформированной партиями «зеленых» и «голубых». При Феодосии II, Маркиане и Льве Великом столичным гарнизоном командует семья Аспара – алана. Два последних императора были его ставленниками, выслуживались при его дворе и в его войсках. Племенная ненависть умножалась отвращением религиозным. В эту среду в 428 г. и прибыл Несторий. Он пришел из Антиохии, но считается, что родом он с берегов Евфрата, хотя происхождение его довольно темное.

Человек гордый и тщеславный, Несторий стал часто посещать императорский дворец и вскоре сделался настоящим царедворцем: любил пышность, почести и вошел в полное доверие к императору. Он нравился также императрице Евдокии, и только строгая сестра императора – Пульхерия, которая в те годы фактически правила империей, отнеслась к нему настороженно.

Новый архиепископ увидел, что в столице одни сбиваются на аполлинаризм, другие – на арианство. У аполлинариев это отчасти выражалось наименованием Девы Марии Богородицей, у ариан – Человекородицей. Дело в том, что итогом богословских споров IV в. стало признание догмата о том, что во Христе совершилось единение Бога и человека. Однако оставалось неясным, как должно понимать единство Богочеловека? Возникал вопрос: когда Дева Мария родила Богочеловека, то кого, собственно, она родила – человека или Бога? И если она родила и того, и другого, то в каком отношении находились между собой два естества – божеское и человеческое? Никейский собор определил догмат пресвятой Троицы и единосущность Трех Божественных Лиц, но относительно тайны Боговоплощения он не входил в подробное и обстоятельное обсуждение. Поэтому Никейский Символ веры таил в себе много частных вопросов, которые Никейский собор не счел нужным поднимать.

Один из сторонников Нестория, пресвитер Анастасий, однажды говорил поучение к народу в его присутствии и заявил, что Марию нельзя называть Богородицей, «ибо Мария была человек, а от человека Богу родиться невозможно». Эти слова устрашили многих, поднялся шум. Архиепископ встал со своего места и сказал: «Анастасий прав: не нужно больше называть Марию Матерью Богородицей; она мать только человека, Человекородица». В течение нескольких дней в столице только и было разговоров, что об учении, которое проповедовал новый архиепископ. Много спорили об этом и при дворе. Император не знал, как ему поступить. Наконец, Несторию было велено объясниться перед собранием народа. Он согласился, но отложил свое выступление до 25 декабря, праздника Рождества Христова: более удобного времени для изложения догмата нельзя было выбрать.

25 декабря весь город отправился в собор.