Вначале у сторонников иконопочитания не было никакого богословского обоснования, аргументы противников производили опустошительные действия в их рядах; поэтому их положение было просто безотрадным. Иоанн Дамаскин оказался их первым литературным защитником. Впоследствии Константинопольский патриарх Никифор I (в IX в.) смог серьезно ослабить аргументацию иконоборцев. Его аргументация в пользу икон была обставлена богаче и искуснее, однако Иоанн Дамаскин был все же первым защитником иконопочитания. Иконоборческий собор 754 г., созванный по инициативе сына Льва III Исавра – Константина V Копронима, проклял ненавистное имя Мансура как «мыслящего по-сарацински, сочинителя лжи, клеветавшего на Христа и злоумышлявшего против империи, учителя нечестия, извращавшего Писание». Но Седьмой Вселенский собор, собравшийся в Никее в 787 г. и осудивший иконоборчество, высоко оценил его деяния, назвав Дамаскина «глашатаем истины».

Лев III Исавр, опираясь на войско и придворную аристократию, составлявших главный оплот партии иконоборцев, а также имея себе поддержку и в некоторой части духовенства, до конца царствования поддерживал иконоборцев. Его сын и преемник Константин V Копроним в начале царствования выступил против иконопочитания с еще большей энергией, чем его отец, несмотря на трудную борьбу с православной партией, выставившей против него нового императора – его зятя Артавазда, который в течение 741–743 гг. владел Константинополем. Желая более определенно провести иконоборческие идеи и подготовить к этому умы путем «народных собраний», Константин и созвал в 754 г. большой Собор, на котором было определено, что «восстановлять образы святых посредством материальных красок и цветов есть дело бесполезное, праздное и даже богопротивное и дьявольское», но что «вместо того следует заботиться о подражании на деле святым», добродетели которых «должны служить как бы одушевленными иконами», молитвы и представительства которых следует испрашивать согласно с церковным преданием.

Между тем стремления Константина вели его к покровительству приверженным павликианству «сирянам и армянам», которые переселялись в европейскую часть империи, усиливая здесь восточный элемент (вообще очень влиятельный при иконоборческих императорах), и к раздражению против монашества. Константин не только стал подвергать открытому гонению и мучениям отдельных его представителей, но и преследовал, видимо, и сам институт монашества. Благодаря этому усилилась эмиграция греческого монашества, бежавшего, главным образом, в южную Италию (к лангобардам-арианам) и на северные берега Черного моря (к славянам-язычникам). Видимо, следствием этого стало быстрое распространение православия на Балканском полуострове и на территории Восточной Европы – вверх по Дунаю, Днепру и Дону. Монахи и следовавшие за ними миряне несли сюда свое представление о христианстве вместе с иконами и мечтой о «симфонии священства и царства», которая всегда была и оставалась именно мечтой, поскольку в реальной истории этого нигде не наблюдается. Другое дело – была использована идея, впервые сформулированная в Византии при Юстиниане I, о правовом регулировании государственно-церковных отношений. А также и вера в чудодейственную силу икон. Переселенцы стремились сохранить византийские традиции в том виде, как они их себе в то время представляли, т.е. без учета всех исторических традиций и реалий окружающего мира. Иначе говоря, переселенцами не было учтено античное наследие, вошедшее в основу так называемой византийской культуры, на котором оно было «вскормлено». Образно выражаясь, колонистами-иконопочитателями, бежавшими от преследования за веру, были «сорваны колоски», а питавшие их корни были выброшены вон.