Во-первых, достоверное знание ограничивается одними явлениями, а создаваемые познавательными способностями человека явления подчинены законам деятельности познавательных функций рассудка. Во-вторых, связь тех понятий, которыми характеризуются субъекты и предикаты в аксиомах математики и самых общих положениях естествознания, обусловлена природой человеческой созерцательной способности познания, и именно в силу этого связь понятий может усматриваться умозрительно. В работе «Об истинах самоочевидных» М.И. Каринский утверждал: если согласиться с И. Кантом в том, что предметы знания зависят от мысли, то умозрительный характер математических аксиом не будет в полной мере объяснён, а умозрительный характер высших законов естествознания окажется выведенным в произвольном порядке. Положительные рецензии на книгу «Об истинах самоочевидных» появились в журнале «Вопросы философии и психологии». Виталий Степанович Серебренников и Яков Николаевич Колубовский указывали на достоинства монографии: подробность, добросовестность, самостоятельность и т.п. Вместе с тем вскоре в том же журнале был помещён отрицательный отзыв профессора Санкт-Петербургского университета Александра Ивановича Введенского на эту книгу. По мнению А.И. Введенского, центральный пункт «Критики чистого разума» И. Канта – учение о времени. Не разобрав предварительно этого учения, М.И. Каринский не смог понять и остального, в частности, теорию познания И. Канта: «Пусть г. Каринский опроверг или сильно поколебал Канта, но Канта воображаемого, а не действительного: таков мой ответ на тот вызов, который, по словам моего однофамильца, сделан г. Каринским русским представителям критической философии». В ответных публикациях, в частности, «По поводу статьи г. профессора А.И. Введенского: “О Канте действительном и воображаемом”», М.И. Каринский отмечал, что немецкий философ, отрицая действительное время, допускал в нас действительную смену представлений, образов, душевных явлений, а не одно лишь представление о подобной смене. Признания этого имеются во всех главных частях трансцендентной аналитики (которой посвящена большая часть книги «Об истинах самоочевидных») и в трансцендентальной эстетике. «Кроме того, если действительной смены представлений нет, то ни одного из наших представлений не было действительно в прошлом, ибо последнее только представляется нам существовавшим. По этой причине ни одного из наших представлений не будет и в будущем. Следовательно, все наши представления находятся в настоящем. Но если нет ни прошлого, ни будущего, то нет и настоящего, как нет границы между тем, чего нет. Поэтому представлений нет вовсе, т.к. для них просто не существует места. Следовательно, Кант не мог отрицать действительной смены представлений, ибо такое отрицание привело бы его к отрицанию самих представлений, т.е. к безграничному скептицизму, к упразднению критической философии». Таким образом, суть дискуссии А.И. Введенского с М.И. Каринским оказалась сосредоточена на вопросе: допускал ли И. Кант, что при одном лишь представлении времени в нас, тем не менее, происходит действительная, а не одна лишь представляющаяся нам смена душевных состояний, действительная смена наших представлений? По мнению А.И. Введенского, И. Кант не допускал этого, а по мнению М.И. Каринского, допускал. Представители эмпиризма выработали теорию, противоположную априористическому учению самоочевидных истин И. Канта.