Так, например, в письменных культурах Египта и Месопотамии существовали своего рода «каноны» литературных текстов, однако богословские предпосылки, необходимые для того, чтобы сформировалось представление о богодухновенном Священном Писании как об основе религиозной жизни, в этих культурах отсутствовали. Тем не менее, исследователи отмечают, что определённое сходство между формированием литературных и религиозных канонов действительно есть. В частности, и в том и в другом случае каноны формируются самой жизнью, узусом (литературным или религиозным); официальные же решения о границах канона, как правило, лишь закрепляют сложившееся употребление. В иудаизме и христианстве представление о чётко ограниченном каноне священных текстов сформировалось не сразу, а складывалось столетиями. Важную роль в фиксации канона играла необходимость полемики с сектантами и еретиками, которые апеллировали к своей литературе как к авторитетной и «богодухновенной». Именно в ходе этой полемики определялись границы канона. Становление понятия о каноне шло параллельно с образованием канона. Попытки же развёрнутого богословского осмысления этого понятия относятся к ещё более позднему времени и также связаны с богословской полемикой. Вызов протестантизма привёл к тому, что католическая церковь была вынуждена более чётко сформулировать своё учение о библейском каноне на Тридентском соборе (1545–1563 гг.). Как отмечает Брюс Мэннинг Мецгер, на этом Соборе «впервые в истории Церкви вопрос о содержании Библии превратился в предмет вероисповедания...». Проблема библейского канона заняла важное место в протестантских исповеданиях веры XVI в., направленных против католического учения. Декрет Тридентского собора подтверждён догматической конституцией «Dei Filius» и каноном первого Ватиканского собора (8 декабря 1869 г.), а затем с особыми акцентами на богодухновенности и безошибочности Священного Писания в энциклике «Spiritus Paraclitus» (15 сентября 1920 г.) папы Римского Бенедикта XV. Споры между католическими и протестантскими богословами повлияли, в свою очередь, на дискуссии о природе библейского канона в православном богословии. Православная церковь считает библейские книги священными и богодухновенными, но важно понимать, что понятия святости и богодухновенности в православной традиции, как и в ранней церкви, не связываются исключительно с библейским каноном. «Святыми» и «богодухновенными» могут именоваться слова и тексты, не входящие в библейский канон. Исследователь истории библейского канона Брюс Мецгер отмечает три критерия каноничности библейской книги в ранней церкви: 1) соответствие «правилу веры»; 2) апостольское происхождение (применительно к текстам Нового Завета); 3) уже сложившееся церковное признание. При этом он подчёркивает, что «в обсуждении критериев, которыми пользовались древние христиане при определении границ канона, ничего не сказано о боговдохновенности. Это кажется странным, однако есть причина. Отцы, несомненно, соглашались с тем, что Священное Писание Ветхого и Нового Заветов боговдохновенно, но не считали это основой их уникальности. Боговдохновенность, признаваемая ими за Священным Писанием, – лишь одна из сторон многогранной деятельности Святого Духа в Церкви».