По мнению П.П. Сувчинского, подобные процессы привели к разделению образованных и правящих слоёв общества на два класса, одинаково находившиеся под влиянием западных идей: бюрократию и интеллигенцию. Бюрократия (правящие круги) пыталась воплотить в жизнь западную идею идеальной государственной машины, интеллигенция стремилась осуществить западные идеалы либерализма и социализма; согласно Н.С. Трубецкому, «для одних дороже всего была Россия как великая европейская держава..., для других дороже всего были «прогрессивные» идеи европейской цивилизации». Однако искусственность и неорганичность для русской культуры обеих идей привели к возрастанию культурного разрыва в обществе, повышению социальной напряжённости и, в конечном счёте, – к революции. Таким образом, виновными в революции были и интеллигенция, и «правящие слои». Пытаясь понять значение совершившейся революции, сторонники евразийства находили в ней как положительные, так и отрицательные моменты. Согласно евразийцам, в революционных потрясениях выявились глубинные стихийные силы русского народа, и наметился путь самобытного развития России, в качестве важных составляющих которого евразийцами рассматривались некоторые явления советской действительности: изоляция от Запада, активное взаимодействие с азиатскими народами, укрепление чувства мирового призвания России, гибель индивидуализма и торжество коллективистских идеалов, приход к власти «людей из народа». Главную негативную черту большевистского режима представители евразийства видели в полном попрании им религиозных идеалов, в сознательном уничтожении всего пласта религиозной культуры народа. Негативно оценивались в евразийстве также жестокие формы советского политического деспотизма, отсутствие терпимости к инакомыслящим, моральное и физическое уничтожение несогласных. Сторонники евразийства неизменно отвергали предъявляемые их оппонентами упрёки в том, что они «оправдывают» или «приемлют» революцию, указывая на то, что они «не то что “приемлют”, а учитывают революцию», и вместе с тем пытаются найти её исторические корни, поскольку, по словам Г.В. Флоровского, «сводить всю революцию на злоумышления партийных коммунистов это значит, во-первых, отказываться от её объяснения..., а во-вторых – избавлять себя от необходимости творческой и духовной борьбы с нею». По мысли евразийцев, власть большевиков, будучи тяжёлым испытанием для народа, тем не менее, принесла определённую пользу: «Большевики во многом работают на своих противников..., потому что многие их мероприятия... приводят к итогам, прямо обратным их умыслу». Показательным примером этого Г.В. Флоровский считал гонения на православную церковь: задуманные для её уничтожения, они в действительности послужили тому, «что в горниле мученичества просветлела русская душа и закалилась русская вера», так что «в СССР русская Церковь процвела, как жезл Ааронов, вряд ли не больше, чем в Петербургской России». Таким образом, говоря собственными словами евразийцев, они были готовы смириться «перед революцией как перед стихийной силой», простить «все бедствия разгула её неудержимых сил», но неизменно указывали на необходимость предать проклятию «сознательно злую её волю, дерзновенно и кощунственно восставшую на Бога и Церковь».