Переводы Паисия были привезены в Россию около 1790 г. учеником старца монахом Афанасием (в миру Андрей Николаевич Охлопков). Это был один из самых деятельных участников процесса перевода и редактирования славянского «Добротолюбия». Исследователи полагают, что вместе с «Добротолюбием» и переводами святоотеческих текстов он доставил митрополиту Гавриилу (Петрову) также и рукопись перевода «Слов» Исаака Сирина с дарственной надписью Паисия. Переводчики «Добротолюбия», трудившиеся по благословению митрополита Гавриила, были обязаны «постоянно советоваться обо всём, что находили нужным исправить, с духовными старцами, проходившими самым делом... высокое учение, излагаемое в Добротолюбии». Этими «духовными старцами» были игумен Валаамского монастыря Назарий, иеромонах Феофан (впоследствии архимандрит Новоезерского монастыря), иеромонах Филарет и монах Афанасий (Охлопков). Определить вклад каждого из них в дело перевода и издания славянского «Добротолюбия» исследователям не представляется возможным, несмотря на то, что сохранились многочисленные документы (главным образом, в фондах РГИА и других архивов), на первый взгляд, таковой вклад подтверждающие. Исследователям известно также, что в редактировании переводов, принадлежавших старцу Паисию, принимал участие преподаватель греческого языка Московских духовной академии и семинарии Яков Дмитриевич Никольский (впоследствии протопресвитер московского Успенского собора; ум. в 1839 г.). Сведения о его участии в этой работе приводит со ссылкой на «хранимое в Троице-Сергиевой лавре предание» Иван Киреевский во введении к «Житию и писаниям... Паисия Величковского». Работа над языком переводов Паисия велась преимущественно в трёх направлениях: лексическом (замена многочисленных калек с греческого, введённых Паисием, их «славяно-русскими» эквивалентами), морфологическом (упрощение и русификация падежных окончаний, например, замена окончания творительного падежа на -ы формами на -ами и -ями) и синтаксическом (преобразование построенных по греческому образцу конструкций, часто встречающихся в «дословном» переводе Паисия, в более свойственные русскому языку обороты). Русифицирование лексики, предпринятое для облегчения восприятия, влекло за собой ослабление точности богословской и аскетической терминологии. Имели место и сокращения, хотя и не столь многочисленные, как в русском «Добротолюбие». Так, например, десятая из «Глав зело полезных» Григория Синаита в славянском «Добротолюбии» состоит из одного предложения,  в то время как в переводе Паисия эта глава приведена целиком. «Одиозное» место из Петра Дамаскина о двуперстном крестном знамении вовсе опущено в славянском «Добротолюбии»; Паисий добросовестно переводит его, несмотря на то, что ему приходилось полемизировать со старообрядцами. Редакторы переводов Паисия, как полагают исследователи, не совсем верно интерпретировали ещё одну особенность его рукописей: старец на полях нередко указывал варианты значения; иногда эти варианты носят уточняющий характер, а иногда представляют равноправные пары.