На «теологических» добродетелях строится духовная жизнь, в которой должно быть «совершенное долготерпение надежды, совершенная широта любви, совершенная точность веры и совершенное усердие к деятельности». В настоящей жизни «теологические» добродетели равны между собой; но в жизни будущего века любовь окажется больше веры и надежды, поскольку они прейдут, а останется лишь любовь. Григорий I Великий связывал приобретение добродетели с деятельной жизнью, которая является необходимым условием жизни созерцательной: тому, кто укротил в себе плотские страсти, остаётся ещё усовершенствовать свой дух усердием в доброделании (per studia sanctae operationis), а тому, кто «расширил» свой дух в добрых делах (per sancta opera), – распространить его на усердие во внутреннем созерцании, «ведь равным образом не будет совершенным ни тот, кто пренебрёг деланием из-за усердия к созерцанию, ни тот, кто отбросил созерцание из-за усердия к деланию». Особое внимание Григорий I Великий обращал на такие аскетические добродетели, как смирение (humilitas) и сердечное сокрушение (compunctio, tribulatio), которое разделяется на сокрушение от страха перед наказаниями за грехи и на сокрушение от любви к Богу, поскольку душа в этой жизни не может соединиться с Богом во всей полноте. По мысли Григория I Великого, любовь подобна духовному механизму, отделяющему душу человека от мира и возносящему её к Богу, к созерцанию Божественного света. Любовь предполагает полное самоотвержение, поскольку человек преуспевает в Боге, когда полностью отказывается от себя. Христианское учение о добродетели нашло особое выражение в аскетической и монашеской литературе, где подчёркивается важность добродетелей для спасения человека. Антоний Великий, основываясь на словах Христа о том, что Царство Божье внутри человека (Лк. 17:21), утверждал, что «добродетель имеет потребность только в нашей воле, потому что она в нас и из нас образуется... Она образуется в душе, у которой разумная сила действует согласно с природой. А этого достигает душа, когда пребывает такой, какой сотворена, сотворена же она доброй…» Несообразность души с природой называется пороком. «Итак, это дело не трудное, ибо если мы пребудем такими, какими созданы, то мы будем в добродетели. Если же мы будем помышлять о дурном, то осуждаемся как порочные. Если бы добродетель была чем-то приобретаемым извне, то, без сомнения, трудно было бы этого достичь. Если же она в нас, то будем охранять себя от нечистых помыслов и соблюдём Господу душу как принятый от Него залог...» Макарий Великий учил, что «все добродетели связаны между собой и, подобно звеньям духовной цепи, зависят одна от другой: молитва от любви, любовь от радости, радость от кротости, кротость от смирения, смирение от служения, служение от надежды, надежда от веры, вера от послушания, послушание от простоты». При этом «главой и вершиной» добродетелей он считал «прилежное пребывание в молитве», благодаря которому можно стяжать от Бога и все остальные добродетели. Классическим для монашеской письменности стало учение о добродетели аввы Евагрия Понтийского, который считал, что «добродетель – это наилучший навык разумной души, благодаря которому она становится несклонной к пороку».