Чтецов (lectores) Коммодиан называет «цветами народа», «светильниками Христовыми». Исследователи отмечают, что совсем немного Коммодиан говорит о церковных таинствах. В крещении человеку «даруется основа рождения» («genitali sola donantur»). Совершается оно однократно: «Единожды ты был омыт, неужели ты можешь креститься заново?». О покаянии говорит более подробно: «Ты стал кающимся (paenitens), молись день и ночь: / Но не удаляйся далеко от Матери (церкви), / И Всевышний может стать милосердным к тебе. / Исповедание твоего греха не будет тщетным, / О вине своей ты должен открыто скорбеть. / Если ты получил глубокую рану, взыщи врача, / И в наказаниях ты сможешь облегчить свои страдания… / Поэтому я увещеваю уязвлённых (грехом) идти с осторожностью, / Браду и власы извалять в земном прахе, / Облечься во вретище и молить Вышнего Царя / Оказать тебе помощь, да не погибнешь в народе». Подобно Тертуллиану, Коммодиан различает грехи лёгкие и тяжкие. Он практически ничего не говорит о таинстве евхаристии. Упоминаются «непорочные таинства» («inlaesa sacra»), в приготовлении которых участвуют диаконы. Кроме того, касаясь праздника Пасхи, Коммодиан увещает: «Подобает, чтобы на Пасху, в наш счастливейший день, / Радовались и те, кто просят ежедневных раздач: / Пусть им дадут то, что достаточно: вино и пищу (vinum et esca)». Однако исследователям неясно, идёт ли здесь речь о евхаристических Хлебе и Вине. Исследователи отмечают, что значительное место в поэмах Коммодиана отводится вопросам эсхатологии, которая представляет собой разновидность хилиазма. Как отмечают исследователи, она сформировалась под влиянием нескольких факторов: библейской эсхатологии, иудейской и иудео-христианской апокрифической литературы (включая «Сивиллины оракулы»), наконец, политических событий середины III в., отразившихся на христианском учении о конце мира. Подобно Тертуллиану и Киприану Карфагенскому, Коммодиан придерживается крайне пессимистического взгляда на мир, искажённый грехопадением Адама, а потому полагает всю надежду на воскресение мёртвых и жизнь будущего века: «Страданье есть всё, чем живём мы в сем веке; / А потому в будущем следует искать нам надежду: / В этом и Бог убеждает, и закон, и страданье Христово, / Чтобы мы верили в то, что воскреснем в веке грядущем». В этом, по мнению Коммодиана, нас убеждает и сказание о птице Феникс, которая «даёт нам пример того, что можно восстать после погребения». После воскресения, когда «восстановится человек, какой был и некогда умер», не будет страдания; «так Бог устроит, что у (человека) будет ещё бóльшая слава». Однако Коммодиан рассматривает надежду на воскресение и будущую жизнь в хилиастической перспективе: ожидаемое воскресение произойдёт в «седьмом тысячелетии» («После того как окончатся шесть тысяч лет, мы будем бессмертны») и будет восстановлением человека в райском состоянии, утраченном в результате грехопадения. Подобно Юлию Африкану, Коммодиан полагает, что первые три тысячи лет прошли от творения мира до Авраама, а вторые – от Авраама до современной ему эпохи. Прежде чем рассматривать само тысячелетнее царство праведных на земле, Коммодиан упоминает те события, которые будут ему непосредственно предшествовать: «Много будет знамений того погибельного конца, / Но началом его будет седьмое гоненье на нас» – гонение императора Деция, которое совпадет с нашествием готов и других варварских народов на империю.