Грецизация синтаксического строя церковнославянского языка в переводе Нового Завета 1673–1674 гг. проявилась в регулярном употреблении конструкций с родительным приименным в соответствии с греческим генитивом вместо дательного приименного или притяжательного прилагательного; в точном соответствии греческих и славянских инфинитивных конструкций с целевым значением. В области морфологии грецизация отразилась в последовательной замене форм двойственного числа формами множественного числа в соответствии с новопечатным греческим библейским текстом; в замене у существительных мужского рода нулевой флексии в родительном падеже множественного числа флексией -ов/-ев, что устраняло омонимию форм именительного падежа единственного числа и родительного падежа множественного числа и также может рассматриваться как проявление греческой ориентации – в греческой парадигме такая омонимия отсутствует. Формулируя взгляды Епифания и его последователей на перевод в связи с переводом Епифанием ирмоса девятой песни канона на Рождество Христово, Евфимий Чудовский писал: «Подобает истинно преводити имны церковныя от слова до слова, ничто разума и речений, многотрудно умышленных святыми отцы, пременяя… подражая в том древлих искусных преводников, хранящих истинно разум и речения не пременяющих». В конце XVII в. переводы Епифания считались образцовыми и ставились в один ряд с переводом Нового Завета, приписывавшимся митрополиту Алексию (Чудовский Новый Завет), и с трудами Максима Грека. Достоинство переводов Епифания видели в буквализме воспроизведения особенностей греческого языка, которым, как считалось, «явленно писаша святии евангелисти самая устоглаголанная Христова словеса»: «Сей (Епифаний), убо преводяще святыя книги, опасно храняху свойство речений, искренность диалектов, каноны счинения и чиноположение правописания, просодии и препинания речений» (Увещание патриарха Адриана «К непокорницам святей Божией Церкви»). В результате книжной деятельности Епифания и его круга изменился облик церковнославянского языка великорусского извода: во-первых, он приблизился к юго-западнорусскому изводу, во-вторых, стал более грецизированным, в-третьих, утвердились ориентация литературного языка на нормы грамматических и лексикографических руководств и вследствие этого лингвистический характер книжной справы (см., например, сообщение о коллективе книжников, собранных Епифанием для перевода Библии: «Иеромонах же Епифаний избрал в потруждение себе к превеликому делу сему чтецов греческих и латинских книг и писцов, добре знающих по грамматице славенстей правописание»).