Никифор Влеммид был одним из наиболее характерных представителей никейского периода византийской литературы, когда так важно было не дать оборваться нити культурного преемства. Он родился в Константинополе и был увезён в детстве родителями в Малую Азию, где получил разностороннее образование. Позднее сам обосновал в Имафийском монастыре школу, упоминаемую современником с высокой похвалой. Подготовленные им на основе античных образцов учебные пособия получили распространение не только в Византии, но и на Западе. Собственно литературная деятельность этого просветителя включает риторические декламации, придворные стихи, сочинения по теологии. Традиционный характер носит резонерское поучение владыкам о приличествующих им добродетелях, выдержанное в привычном для средневековых литератур жанре «зерцала» («Слово, именуемое Изваяние царя»). Исследователи признают более примечательными две его прозаические автобиографии, изобличающие повышенный интерес автора к собственной личности – чувство не столь уже средневековое, хотя, по-видимому, характерное для того момента истории византийской литературы, судя по тому, что один младший современник Никифора – Григорий Кипрский, Константинопольский патриарх в 1283–1289 гг. тоже написал автобиографию; а на исходе Античности сходным настроением исследователями отмечено сочинение Ливания «О моей судьбе» (IV в.). И тут, и там отчётливо выступает несколько странное для нашего восприятия самомнение ритора, придающего каждому мелкому случаю из своей жизни великое значение, но также очень искренняя и серьёзная вера хранителя античного наследия в значение риторской культуры как синонима всего утончённого и благородного, как единственной альтернативы варварству. Георгий Акрополит выполнял в царствование своего ученика и позднее важные дипломатические и военные поручения. Его главное сочинение – «Хроника», излагающая события от 1203 г. до обратного отвоевания Константинополя византийцами в 1261 г. Сам Акрополит выступает в качестве своей программы вполне беспристрастно: «Писать историю должно не только без зависти, но и без всякого недружелюбия и пристрастия, а единственно ради самой истории, дабы не были преданы бездне забвения… чьи бы то ни было дела, безразлично, добрые или худые». Исследователи говорят, что стиль его ровен, ясен, хотя несколько бесцветен, и в целом ему верят. Акрополит занимался также богословской полемикой, писал речи, составил стихотворное вступление к письмам Феодора Ласкариса, но до подлинной поэзии поднялся только раз, – когда писал стихи на смерть Ирины, дочери Феодора Ласкариса, и жены Иоанна III Дуки Ватаца (Никейского). Согласно исследователям, в этом придворном стихотворении «на случай» неожиданно открывается такая прочувствованность и человечность, какие нелегко отыскать в византийской поэзии, однако характерно, что живое и цельное выражение земного идеала молодой силы и взаимной любви дано поэтом в контексте надгробного плача и через призму смерти. Трудное время 1204–1261 гг. не прошло для культурного развития Византии бесследно. С одной стороны, военные конфликты между Западом и Востоком при всей их бессмысленной разрушительности неизбежно сопровождались культурными контактами. На греческой земле, захваченной западными баронами, стали появляться учёные люди, причастные одновременно и византийской, и «латинской» культуре. Одним из них был католический архиепископ Коринфа, учёный и переводчик Гийом де Мэрбеке (около 1215 – 1286 гг.), переводивший на латынь Аристотеля, Гиппократа, Архимеда, Птолемея и других эллинских авторов. Его посредническая деятельность, оказавшая, между прочим, влияние на философскую работу Фомы Аквинского, – отдалённое приветствие будущих времён, когда присутствие греческих учёных в Италии будет стимулировать становление Ренессанса. С другой стороны, византийская культура, восприняв некоторые импульсы западной рыцарской культуры, но одновременно отыскивая опору для «эллинского» (уже не только «ромейского») патриотизма, как-то по-новому обращаясь к собственным античным истокам, вступает в новую фазу своего развития. Сама по себе катастрофа византийской государственности будила мысль, заставляла взглянуть на вещи с большей, чем прежде, трезвостью и открытостью. Это особенно ощутимо в «Истории» Никита Хониата (около 1150 – около 1215 гг.), дописанной уже в Никее. Перед глазами историка лежит подвижный, нестабильный, противоречивый и пёстрый мир, к явлениям которого плохо приложимы однозначные оценки. Так подготавливается заключительный период истории византийской культуры, начатый восстановлением империи в 1261 г. и оконченный военной победой турок-османов в 1453 г., который называется по имени царствовавшей тогда династии «Палеологовской эпохой».