Он настаивает на необходимости образования для каждого пастыря-проповедника: «...Сила слова не даётся природою, но приобретается образованием». Те же, кто не владеют способностями и достоинством учителя, не могут стоять на проповеднической кафедре. По Иоанну Златоусту, предметом церковной проповеди должно быть учение о Царстве Небесном, о душе и теле человека, об ангельском мире, об аде и наказаниях в будущей жизни, о покаянии и его плодах, об истинной вере и ересях – это и многое другое должен знать христианин, и обо всём этом он должен иметь возможность дать ответ тому, кто у него о том спросит. Обращаясь к образам горчичного зерна и закваски в притчах Иисуса Христа, Иоанн Златоуст говорит: «Этим Господь хотел показать образ распространения проповеди... Хотя ученики Его были всех бессильнее, всех униженнее, но так как сила, в них сокровенная, была велика, то она распростёрлась по всей вселенной. Далее к этому образу Господь присовокупил ещё подобие закваски, говоря: “Царство Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло всё” (Мф. 13:33)». Святитель также учит, что проповедник должен не примеряться ко вкусу слушателей, не руководствоваться «прихотями народа», а возвещать истину, как она есть. Он уделяет внимание и внешней стороне проповеди. Систематическое изложение правил проповедничества появилось в V в. на Западе. Первой гомилетикой стала «Христианская наука» («De doctrina christiana») Аврелия Августина. Утвердив понимание церковной проповеди как изъяснения слова Божьего, он в первой части труда (по собственному делению Августина Блаженного, включающей книги I–III) излагает способы нахождения истинного смысла Священного Писания, все относящееся к области герменевтики. Вторую часть (книга IV) посвящает гомилетической теории, или способам сообщать смысл Священного Писания другим. Что же касается церковного красноречия, то Аврелий Августин считал, что лучший способ стать хорошим проповедником – это чтение священных книг и церковной литературы: «А мудро говорит человек тем более или менее, чем более или менее показал он истинных успехов в познании Священного Писания». Насколько же мудр знающий слово Божье, настолько он и красноречив. В пример Августин приводил апостола Павла, который не учился красноречию и не заботился о нём, но у которого встречаются речи, представляющие вершину ораторского искусства. Так, в словах апостола: «...Хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим. 5:3–5) Августин усматривал риторическую фигуру, называемую «лествица» (или «постепенное восхождение») здесь же он видел и возможность другой фигуры (круг или период). Однако «мы утверждаем, – писал Августин, – что апостол не следовал правилам красноречия, а напротив, красноречие следовало за его мудростью». Это его замечание имеет глубокий психологический смысл. Мудрость человека предполагает гармоничное развитие его духовных сил, богатство внутреннего содержания. Слово является лишь внешним проявлением этого духовного богатства. Поэтому истинная мудрость неизбежно влечёт за собой красоту и содержательность речи человека. Эта закономерность в большей мере относится к тем, кто причастны к мудрости божественной. У таких людей красноречие следует за мудростью «как неотлучная раба».