Отмеченный «библейский характер» его богословия накладывает заметный отпечаток и на этику апологета, основные контуры которой определяются известными десятью заповедями. Весьма знаменательно то, что и в плане нравственных предписаний он подчёркивает единство обоих Заветов. Так, говоря о заповеди любви, Феофил свободно цитирует Ис. 66:5 («скажите ненавидящим и проклинающим вас: вы братья наши…») и тут же сополагает эту цитату с известным евангельским изречением из Мф. 5:44–46 («любите врагов ваших…»), являя внутреннее созвучие ветхозаветной и новозаветной этики. Акцент на их различии он старается не ставить, вероятно, опять же исходя из апологетических задач своего произведения. В то же время, исследователи отмечают один немаловажный нюанс: высказываясь о чистоте (непорочности) в брачных взаимоотношениях мужа и жены, Феофил приводит выдержку из Притч. 4:25, но тут же замечает, что «евангельский глас более повелительно научает» относительно неё. Данное замечание, безусловно, предполагает, что для него евангельская этика стоит выше ветхозаветной, хотя он и указывает постоянно на их единство. В общем, для Феофила характерно глубокое убеждение в высоком нравственном достоинстве религии Христовой, которая вне сомнения и в этом плане превосходит язычество. Например, он говорит о христианах следующее: именно у них обретается целомудрие; христиане более всех подвизаются в воздержании; они блюдут единобрачие, сохраняют непорочность, истребляют неправду, искореняют грех; праведность составляет их главное попечение, закон управляет их жизнью; христиане творят дела благочестия, исповедуют Бога, а поэтому ими управляет Истина, их хранит благодать и ограждает мир; святое Слово является их Путеводителем, Премудрость (Божия) научает их, а Бог царствует среди них. Исследователи подчёркивают, что обычно Феофилу уделяют довольно скромное место как в истории древнецерковной письменности, так и в истории христианского богословия. Например, профессор Киевской духовной академии Сергей Леонтьевич Епифанович (1886–1918 гг.) характеризовал его следующим образом: «Особенной оригинальности в учении, кроме некоторых деталей, Феофил не проявляет. Помимо влияния предшествующей апологетики, он, по-видимому, стоял под влиянием Филона, у которого позаимствовал и аллегоризм и которого, вероятно, читал, как и Иосифа Флавия. Во взглядах на философию и эллинскую культуру Феофил отчасти приближается к Татиану: у философов он видит, главным образом, одни несообразности (даже у Платона) и противоречия и считает их неспособными привести людей к истине; отрицательно он относится и к поэзии, приписывая её вдохновению демонов, однако он допускает и следы истины у поэтов и философов и объясняет это либо зависимостью их от пророков, либо временным их освобождением из-под власти демонов, дающим возможность раскрыться естественному стремлению человека к познанию Бога… Критерием к различению истины объявляется учение пророков. Их Феофил, как и другие апологеты, и считает главным источником вероучения и на них преимущественно ссылается». Действительно, сочинение Феофила не блещет показной яркостью непродуманных и поспешных выводов, и он не стремится дерзновенно вторгаться в заповедные глубины богомыслия – скорее, предпочитает держаться «средних пластов» христианского миросозерцания и трудолюбиво разрабатывать их. Вся история церкви показывает, что подобные смиренные труженики чрезвычайно необходимы и для развития богословской мысли. Удивительный универсум христианской духовности созидается не только выдающимися подвижниками и незаурядными мыслителями, но и такими скромными строителями Царства Божьего.