Но именно благодаря столь твердой позиции Царьграда единая Русская (т.е. Киевская) митрополия стала важным фактором сохранения целостности Древней Руси. По сути, она явилась дублирующей политической структурой, противостоящей центробежным тенденциям. Наличие в Киеве кафедры общерусского митрополита позволяло городу даже в условиях удельной децентрализации сохранять роль государственного центра вплоть до начала XIII в. Немалую роль в этом сыграло и активное участие церковных иерархов в предотвращении княжеских междоусобиц.

Разумеется, отношения княжеской и церковной власти далеко не всегда были безоблачными. Удельные князья, усвоив исключительное право выдвигать претендентов на епископскую кафедру своего княжества, считали возможным смещать неугодных им архиереев. Хотя такие действия без санкции митрополичьего суда являлись незаконными, князья нередко не обращали на это внимание. Примером может служить опять же Андрей Боголюбский, удаливший в 1156 г. с Ростовской кафедры епископа Нестора и не согласившийся с протестом Киевского митрополита.

Роль Церкви в становлении древнерусского государства наиболее значительно проявилась в формировании принципиально новой политической философии на основе православного учения о сущности земной власти. Византийские церковные иерархи принесли на Русь идею о богоустановленности княжеского правления. Первые епископы, прибывшие из Византии, утверждая право князя Владимира Святославича казнить разбойников, говорили ему: «Ты поставлен от Бога на казнь злым, а добрым на милование». Эта богоустановленность правления оправдывала любой результат, поскольку хороший правитель поставляется Всевышним на благо людей, а плохой попускается в наказание за людские грехи. Но отсюда выходила идея о том, что добиваться власти методом свержения князя – грех, а также идея об ответственности правителя перед Богом.

Составной частью новой политической философии стал выводимый из идеи богоустановленности княжеской власти тезис об ответственности светского правителя за поддержание авторитета и интересов Церкви. Князю вменялось в обязанность как верховному попечителю Церкви хранить чистоту веры и ограждать православный народ от соблазнов. Таким образом, уже в древнерусский период мы видим стремление Церкви возвысить великокняжескую власть, подняв ее до значения царской. И если в X–XI вв. великий киевский князь считался лишь старшим среди представителей единого рода потомков Рюрика, коллективно владевшего Русской землей, то в XII–XIII вв. благодаря влиянию церковно-политической мысли великокняжеская власть представлялась как самодержавное господство правителя-автократа над всей Русью, ответственного лишь перед Богом.

Первым, кто попытался в XII в. воплотить идеал единоличного самодержавия в практической государственной жизни, был опять же владимиро-суздальский князь Андрей Боголюбский, стремившийся создать новый государственный и церковный центр на Северо-Востоке Руси. Однако социальные и политические условия для воплощения самодержавной идеи в то время еще не сложились, следствием чего стала гибель Боголюбского в результате боярского заговора. Столь сильное влияние церковной организации на становление древнерусской государственности было обусловлено и тем, что при поддержке княжеской власти Церковь на Руси превратилась в мощный социальный институт. Она располагала огромными материальными ресурсами, обладала широкими правами и выступала в качестве авторитетного носителя высших духовно-нравственных истин.