Однако, по справедливому замечанию А.И. Сагарды, хотя Климент Александрийский знал сочинения Татиана и действительно мог встречаться с ним и с Кассианом Юлием во время путешествий, в «Строматах» он упоминает о них лишь с целью критики, так что едва ли стал бы причислять их к «блаженным и достославным мужам». Большинство исследователей полагают, что последним из «мужей», т.е. тем, с кем Климент Александрийский познакомился в Александрии, был александрийский христианский учитель Пантен. Этого мнения придерживался Евсевий Кесарийский, сообщающий в «Церковной истории» в связи с рассказом Климента Александрийского о его учителях, что в сочинении «Очерки» Климент Александрийский упоминал «Пантена по имени как учителя», а также утверждающий, что в том же сочинении Климент Александрийский приводил «толкования Священного Писания» Пантена и «полученные от него предания». Руфин Аквилейский (IV–V вв.) в латинском переводе «Церковной истории» передаёт это свидетельство в более точном виде: «Климент в седьмой книге Очерков упоминает о Пантене как о своём учителе и наставнике (tamquam magistri et praeceptoris sui)» (указание на «седьмую книгу» может свидетельствовать, по мнению исследователей, о том, что Руфин Аквилейский сверил сообщение Евсевия Кесарийского с текстом доступного ему сочинения Климента Александрийского). Константинопольский патриарх Фотий, читавший «Очерки», также подтверждает, что Климент Александрийский в них «сам говорит», что был учеником Пантена. В сочинении «Избранные места из пророческих писаний» Климент Александрийский упоминает о «нашем Пантене», однако в других сохранившихся сочинениях Климента Александрийского имя Пантена исследователи не встречают. Исследователи, соглашающиеся с отождествлением «сицилийской пчелы» в «Строматах» с Пантеном, расходятся в вопросе о том, следует ли в этом образе видеть скрытое указание на то, что Пантен был уроженцем Сицилии. Поскольку распространённым было представление о том, что один из лучших сортов мёда происходит с Сицилии, метафора может быть и не связана с происхождением Пантена (по мнению исследователей, система образов Климента Александрийского в целом является реминисценцией Еврипида). Евсевий Кесарийский сообщает, что Пантен «был воспитан в правилах стоической философии»; Филипп Сидский называет его пифагорейцем, однако, по мнению исследователей, это не обязательно означает формальную принадлежность к пифагорейской школе и может свидетельствовать о том, что Пантен (как и ряд других философов этого времени) стремился совместить в своём учении стоицизм и пифагоризированный платонизм. Из цитируемого Евсевием Кесарийским письма Оригена исследователи сделали вывод, что Пантен в Александрии рассматривал «философские и еретические учения об истине» и вёл беседы не только с христианами, но и с язычниками. Таким образом, на основании нескольких источников исследователи с уверенностью говорят, что Пантен был учителем в Александрии, что он преподавал не только христианское учение, но и философию, что Климент Александрийский был с ним знаком и относился к нему как к учителю.