Внешняя ситуация дана лишь в традиционном начале – формуле весеннего зачина: вся остальная часть лирического произведения посвящена анализу переживаний поэта, разумеется, по методам господствующей психологии Средневековья – методам схоластического раскрытия, перечисления и классификации абстрактно-метафизических понятий. Отсюда – специфические особенности стиля куртуазной лирики: её тяготение к отвлечённым схоластическим рассуждениям, к учёному и тёмному выражению, понятному иногда только владеющим терминами философии и теологии (trobar clus провансальских трубадуров), к игре олицетворениями абстрактных понятий (Любви, Духа, Мысли, Сердца) и сложными аллегориями (такими аллегориями являются, например, «путь любви через очи в сердце», «видение очами сердца», «спор сердца с телом», «похищение сердца» и т.п. топы куртуазной лирики, особенно разрастающиеся в эпигонской «poésie de l’amour galant» XV в.). Отсюда – перестройка старых лирических жанров с их примитивной весенней радостью и обилием внешнего действия в сторону монологического (canzon – chanson, leys, descort и т.д.) и диалогического (tenzon, partimen, joc partit и т.д.) обсуждения отвлечённых проблем любви. Но интроспективный творческий метод господствует не только в лирике, он овладевает и эпическими жанрами. Отсюда основные особенности структуры куртуазного романа у классиков направления Кретьена де Труа, Гартмана фон Ауэ, Готфрида Страсбургского, а именно – подчинение фабулы известному теоретическому заданию, использование её для всестороннего освещения отвлечённой проблемы, построение сюжета на внутренней коллизии («romans à thèse» – остроумно называет Гастон Парис куртуазные эпопеи Кретьена). Отсюда особенности композиции куртуазной эпопеи, легко обозримой и чётко членимой у классиков жанра и лишь позднее у эпигонов расплывающейся в бесформенное нанизывание авантюр. Отсюда, наконец, подробный анализ переживаний героев, оформляемых в часто подавляющих фабулу монологах и диалогах. Рост индивидуального самосознания поэта находит себе выражение в многочисленных авторских отступлениях, вносящих в куртуазный эпос сильный элемент дидактизма. Специфической формой куртуазной дидактики (в полном соответствии с общей рассудочностью куртуазной литературы) становится аллегория. Как обстановка и отдельные события, так и внешние и внутренние качества куртуазного героя и его дамы подвергаются аллегорическому истолкованию (например, у Готфрида Страсбургского аллегорическое описание грота, в котором скрываются влюблённые Тристан и Изольда). С другой стороны, очень типично и для куртуазного эпоса введение в действие олицетворений отвлечённых понятий. Играя служебную роль в лирике и эпосе, аллегория (наравне с диалогом) является господствующей формой куртуазной дидактики, широко использующей формы сна, прогулки, видения (на этих мотивах построен знаменитый «Роман о Розе»), подвергающей аллегорической обработке обычные для куртуазного эпоса образы охоты, суда, осады, боя, описания утвари, одежды, украшений. Арелигиозная установка куртуазной литературы сказывается здесь не только в использовании форм церковной поэзии (богословской аллегории) для светского поучения, но и во включении в пантеон олицетворений куртуазных добродетелей античных божеств – Венеры, Амура и др.