Через какое-то время, в январе 1946 г., она перешла работать прозектором в морг, где набралась большого медицинского опыта. Однако к весне 1947 г. Евфросинию сумел выжить с работы заведующий аптекой в лагерной больнице, и тогда в конце мая она попросила, чтобы её перевели работать на шахту, в чём ей было поначалу отказано, и она объявила на 11 дней голодовку, после чего её всё-таки отправили на шахту. Работая в больнице, она нередко сталкивалась с пострадавшими шахтёрами и знала, как опасно там работать. Евфросинию поставили на шахте 13/15 добывать уголь из забоя – это была одна из самых тяжёлых там работ. Тем не менее, Евфросинии понравилось работать в шахте, хотя у неё поначалу случались стычки с администрацией лагеря, а в дальнейшем она не раз сталкивалась с традиционными для шахтёра опасностями. Работа в норильской шахте также имела преимущество в виде «лагерного зачёта» – один целиком отработанный день засчитывался за три дня отсидки. В 1949 г. Евфросиния, попав с травмой в больницу, ненадолго вернулась туда, устроившись в перевязочную хирургического отделения, но вскоре снова вернулась на шахту, т.к. её не устраивала царящая в коллективе больницы атмосфера – к тому моменту в больнице Норильлага работали, в основном, уже вольнонаёмные врачи. В начале 1952 г. её перевели расчищать железную дорогу, но там не было «зачётов», и вскоре Евфросинию, по её же просьбе, перевели работать грузчиком на перевалочно-продуктовую базу, где система «зачётов» была. Благодаря «зачётам», в августе 1952 г. срок заключения Евфросинии подошёл к концу, но она столкнулась с проблемой: в Норильске она отбывала только срок за конфликт в Новосибирске и побег из Нарымского округа, в то время как пожизненная ссылка во всё тот же Нарымский округ всё ещё весела на ней, поэтому вместо долгожданного освобождения Евфросинию должны были этапировать обратно туда. Два месяца Евфросиния прожила в лагере, ничего не делая, в ожидании высылки, после чего сумела произвести впечатление своими художественными способностями на высокопоставленного военного инспектора, и её готовы были отпустить насовсем без этапирования, но перед этим попросили подписать документы, согласно которым ей вменялось оборвать все контакты со знакомыми из Норильска и никогда никому не рассказывать о том, что она здесь видела. Евфросиния отказалась это сделать, из-за чего стала невыездной из Норильска. Будучи ссыльной и имея поражения в правах на пять лет, Евфросиния пошла работать обратно в норильскую шахту, теперь уже как вольнонаёмная, где её неохотно (поскольку женщин из вольных в шахту на работу тогда не брали) устроили скрейперистом на самом низком окладе и без каких-либо льгот. Через какое-то время её, как грамотную и способную, отправили на курсы горных мастеров, где она получила диплом с отличием и стала инженерно-техническим работником. Первое время у неё не было жилья, и в перерывах между сменами она отсыпалась в раздевалке устроенной при шахте бани, но затем получила комнату в общежитии.