Нравственное поведение преследует лишь ту цель, чтобы не пострадал другой из-за моего поведения, но здесь речь идёт о том, чтобы сохранить форму человеческого общества как «второй природы». Г.В.Ф. Гегель обратил внимание, что категорический императив И. Канта выражает то, что «свободная воля хочет свободной воли», т.е. хочет и сама выразиться, объективизироваться как свободная воля. Это видно из того, что поведение на основе закона совершается не только ради других, но и ради себя, чтобы ощутить и выразить свою свободу и достоинство. Содержание нравственного императива показывает также, что направление этики И. Канта не совпадает с христианской этикой. И. Кант стремится к тому, чтобы нравственное поведение, с одной стороны, укрепляли и фиксировали случаи взаимности, поскольку в них люди дают свидетельство того, что они не являются просто животными. С другой стороны, И. Кант не выделяет такое поведение, как бескорыстная служба, помощь, сочувствие и т.д. Так, например, совершение добра И. Кант рассматривает лишь в смысле так называемых более широких обязанностей, которые не имеют той же обязательности, как те, несоблюдение которых рушит «природу». Эти обязанности принадлежат не к «строгим» и «неминуемым» обязанностям, но лишь к «заслуженным» и «случайным». Характерным для этики И Канта исследователи считают тезис, что моральную ценность нашему поведению сообщает умысел. Поэтому об этике И. Канта исследователи часто говорят как о «морали умысла», а этический ригоризм И. Канта часто объясняют тем, что он якобы учил в смысле нравственного закона действовать невзирая на последствия, хотя бы они были и самоубийственными. Кроме того, исследователи говорят, что определённая автономность намерения безотносительно к следствиям является необходимым элементом каждой этики, которая исходит из субъективной воли и различает выбор и действие, намерение и его осуществление. И Г.В.Ф. Гегель, который представляет оппозицию к морали чистого умысла, отстаивает тезис о том, что человек ответствен за действие лишь в диапазоне своей субъективной воли: «Если поведение переведено во внешнее бытие..., то оно выдано на произвол внешним силам, которые к нему присовокупляют нечто иное, чем оно есть для себя, и влекут его к отдаленным, чужим последствиям». Фридрих Шиллер, как критик ригоризма И. Канта, говорит в «Смерти Вальдштейна»: «В моей груди было моё действие лишь моим; однако, будучи выпущенным из глубин укрытия своей родной почвы в чуждость жизни, оно принадлежит уже посторонним силам, которыми не овладеет никогда искусство человека». Различие между намерением и следствием признаёт любая современная этика. Г.В.Ф. Гегель отмечает в «Основах философии права», что ответственность за действие безотносительно к намерению характерна для греческой трагедии. Г.В.Ф. Гегель, разумеется, подчёркивал, что наше поведение должно быть как можно более осознанным, и что оно должно основываться на самом широком знании обстоятельств, в условиях которых мы действуем. Интенцией И. Канта является подчёркивание нравственной ценности мотивации, хотя бы она и не могла осуществиться, но не нравственной ценности хотения, абстрактно независимого от реализации.