В добровольном девстве люди ищут наилучших путей преодоления своих страстей, и эта задача решается здесь путём отречения от всего мирского, не по презрению к миру, а в силу того, что тяжесть греховности особенно сильно вторгается в нас через плоть и мир. Кто жаждет духовного совершенства, тот в своём подвижническом пути вступает в суровую борьбу с миром внутри самого себя. Беспорядочные вожделения плоти он воспринимает как помеху на пути к Богу. Брак тоже ставит задачу борьбы с грехом, только здесь применяются другие средства. Смысл девства заключается в подвиге распятия своей плоти не из презрения к браку, а ради торжества духовного начала в человеке над плотью. Брак не только половая жизнь – это длинный и сложный духовный путь, в котором есть место своему целомудрию, своему воздержанию. Путь семьи ведёт к восстановлению целостной жизни, завещанной Богом человеку ещё при его сотворении, путь же добровольного девства – к победе над грехом через подавление плотских влечений. Поэтому не перед всеми и открыт путь монашества, а лишь перед теми, в ком нет тяготения к семейной жизни с её суетой и проблемами, или перед теми, кто, испытав семейную жизнь, после её утраты ищут большего одухотворения в своей жизни. «Стремление к девственной жизни так было сильно в первенствующие времена христианства, что нужно даже было ограничить эту ревность и защитить святость брака». Некоторые гностические секты осуждали брак, они исходили из ложного понятия материи и своих дуалистических принципов (добра и зла). Маркиониты, манихеи, евстафиане, энкратиты уклонялись от брака («...косвенно порицая Того, Который сотворил мужеский пол и женский для рождения людей»). Запрещение вступать в брак и употреблять в пищу «то, что Бог сотворил», апостол Павел называет «лицемерием лжесловесников, сожжённых в своей совести» (1 Тим. 4:2–3). Из Священного Писания видно, «что по появлении девства Слово (Божие) не отвергло совершенно деторождения». Однако некоторые почитали обязанностью не только всём безбрачным оставаться в таком состоянии, но и вступившим в брак разлучаться. Чтобы исправить это заблуждение, апостол научает Коринфян, что девство не есть непременная обязанность христианина, но произвольный подвиг. «Хотя старание о девстве и у нас и у еретиков одинаково, а может быть у них гораздо большее, – говорит Иоанн Златоуст, – но плод этих трудов не одинаков: для них (готовятся) узы, слёзы, скорби и вечные мучения, а для нас – участь ангельская, блистательные светильники и главнейшее из всех благ – общение с Женихом». И это потому, что еретики избирают девство, чтобы утвердить закон, противный Богу, а верные – чтобы исполнить Его волю. Девство еретиков, замечает святитель, есть изобретение лукавства дьявола. Гангрский собор (340 г.) осудил тех, кто проповедовали противоевангельский аскетизм, в частности, евстафиан, последователей Севастийского епископа Евстафия. Евстафиане учили о необходимости уклоняться от брака, т.к. считали его грехом. Собор определил: «Аще кто девствует, или воздерживается, удаляясь от брака, яко гнушающийся им, а не ради самые доброты и святыни девства: да будет под клятвою». Это правило созвучно с Ап. 51, «аще кто, епископ, или пресвитер, или диакон, или вообще из священнаго чина, удаляется от брака... не ради подвига воздержания... да будет извержен из священного чина, и отвержен от церкве. Такожде и мирянин».