Иероним Стридонский считал, что Левиафан служит образом того великого змея, об уловлении которого Христом таинственно предвозвещается в «Книге Иова» (Иов. 40:19–20) и о котором говорится в Откр. 12:7–8. Демонический облик Левиафана усиливается представленными только в переводе Септуагинты (LXX) словами Иов. 40:19: «Вот начало творения Господа; он был сотворён, чтобы быть поругаемым от ангелов Его», – которые соотносятся с обетованием Спасителя апостолам об их власти попирать змеев (Лк. 10:19). По мнению Иеронима Стридонского, слова из Ис. 27:1 указывают на то, что дьявол, символизируемый Левиафана, не принесёет покаяния и не будет прощён, но будет повержен Богом. Григорий Богослов утверждал, что Левиафан – одно из наименований «противника Иисуса» в Ветхом Завете. Александрийский диакон Олимпиодор писал, что Левиафан – тот самый змей, который обманул Еву. Сокрушённый Господом Левиафан из Пс. 73:14 символически указывает на египетского фараона, погибшего в волнах Чермного моря. Наиболее пространное аллегорическое истолкование образа Левиафана представлено в «Толковании на Книгу Иова» папы Римского Григория I Великого, который считал, что слово Левиафана означает «их добавление». Это символическое истолкование говорит о том, что Левиафан как обманщик человеческого рода вместо обещания людям вечной жизни добавил им вину за грех и таким образом увеличил его так, что человек стал заслуживать вечной смерти. Левиафан – символ того змея в раю, который, пообещав человеку божественность, упразднил его бессмертие и поныне, как змей изгибающийся (ср.: Ис. 27:1), продолжает проскальзывать в глубины людских сердец. Приняв человеческую плоть, Христос лишил Левиафана силы. При Своём воплощении Иисус Христос связал язык Левиафана верёвкой (ср.: Иов. 40:20), т.е., приняв на себя человеческую плоть, поражённую грехом, он заставил молчать исходящую от неё ложную мудрость века сего. Прокалывание Господом челюсти Левиафану (Иов. 40:21) указывает на потерю дьяволом тех грешников, которые обратились к раскаянию. Архаичное мифологическое представление о Левиафане, который выступает в роли опасного, но, тем не менее, покорённого врага, нашло своё отражение в европейской культуре Нового времени. После публикации в 1651 г. трактата Томаса Гоббса «Левиафан» произошла зеркальная трансформация Левиафана: образ, символизирующий силы хаоса, стал обозначать государство, т.е. то понятие, которое должно воплощать в себе идеи порядка и разумной организации вселенной. Как Бог творит по Своей воле величественное, но опасное чудовище, так и человек, по мысли Томаса Гоббса, реализуя божественный замысел, создаёт «искусственного человека» – государство. Таким образом Левиафан становится символом угрозы, исходящей от всевластного, могущественного, но необходимого для существования общества государства. Этот образ получил особенно широкое распространение в искусстве XX–XXI вв., где Левиафан символизирует бездушную силу государственной машины, слепой и беспощадной по отношению к хрупкой человеческой личности.