В эфиопской «Книге Еноха» говорится об изгнании первозданных чудищ в день Страшного Суда. Левиафан – монстр женского рода, который будет обитать в пучине морской, на глубине моря, «над источниками вод», а бегемот – мужская особь, живущая в пустыне: оба они будут приготовлены в пищу в грядущий «великий день» (1 Енох. 60:7–9, 24). В сирийском «Апокалипсисе Варуха» (2 Вар.; начало II в. н.э.) Левиафан вместе с бегемотом, которых Бог сотворил в пятый день творения, сопровождают явление Мессии в день Страшного Суда: бегемот выходит из особого места, а Левиафан – из моря; оба гигантских чудовища будут служить пищей для избранников, которые доживут до пришествия Мессии. В «Апокалипсисе Ездры», в рассказе о пятом дне, также говорится о сотворении этих двух монстров и их последующем разлучении, поскольку приготовленное для них пространство не могло вместить обоих. Бог уготовил Левиафану седьмую часть воды, а бегемоту – седьмую часть суши; оба они были сотворены, чтобы быть отданными в пищу тому, кому Бог пожелает. В апокрифе «Откровение Авраама», сохранившемся в славянских рукописях XIV–XVII вв., содержание которого датируется I–II вв. н.э., представлен образ Левиафана как вселенского чудовища: специально отмечено, что Господь повелел ангелу удерживать Левиафана. Авраам видит не только жилище Левиафана в море, о котором сказано, что на нём покоится мир, но и разрушения, которые Левиафан причинил миру. Согласно талмудическому преданию, под творением Богом в пятый день «больших рыб» (Быт. 1:21) понимается создание Левиафана, причём как мужской, так и женской его особей. Самка Левиафана была убита Богом и засолена для будущего пира, а самец оскоплён, чтобы остановить распространение этих чудовищ. После пришествия Мессии мясо Левиафана будут есть те праведные, кто в этом мире стремились «быть вместе с Творцом». Этимология слова «Левиафан» возводится к корню в значении «присоединять», что в аггадических преданиях истолковывается как указание на наличие в душах людей стремления объединиться с Творцом. В связи с предназначением Левиафана для трапезы праведных отдельные раввины истолковывали упомянутые при описании Левиафана «щиты» (Иов. 41:7) как чешую, т.е. один из признаков разрешённой в пищу рыбы. Кроме того, Левиафана (как и бегемота) относят к монстрам, сотворённым Богом в третий день, но отмечено, что в отличие от бегемота он не имел себе пары. Слова «этот левиафан, которого Ты сотворил играть в нём» (Пс. 103:26) интерпретировались как указание на то, что Бог играет с Левиафаном каждый день по три часа. Исследователи полагают, что представленные в «Откровении Иоанна Богослова» картины семиглавого дракона (Откр. 12:3) и зверя, выходящего из моря (Откр. 13:1, 17:3), восходят к образу Левиафана в Ветхом Завете и ближневосточной литературе. Для большинства раннехристианских писателей Левиафан служил символом злых сил и дьявола, а его имя использовалось в Ветхом Завете как одно из многочисленных наименований злого начала. По свидетельству Оригена, образ Левиафана играл особую роль в гностическом учении: он описывает диаграмму, принадлежавшую так называемым офитам, на которой на пересечении десяти малых кругов изображён большой центральный круг, носивший имя Левиафана и символизировавший душу всех вещей.