В декабре 1929 г. он призвал своего заместителя «исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшую в ней раздоры и разделения и омрачившую репутацию ее предстоятелей». Всего же от митрополита Сергия (Страгородского) в конце 1920 – начале 1930 гг. в пределах СССР отошло около сорока православных иерархов. С этой цифрой сопоставимо число порвавших связь с Московской патриархией русских зарубежных архиереев, из которых лишь единицы сохранили каноническое общение с заместителем местоблюстителя. Степень неприятия политики митрополита Сергия (Страгородского) и оценка меры экклезиологической повреждённости сергианства в кругах правой церковной оппозиции были различными. Наиболее радикальные оппозиционеры, как, например, епископ Виктор (Островидов), прямо заявляли о безблагодатности сергианских священнодействий наравне с обновленческими. Более умеренные «непоминающие», такие как митрополит Кирилл (Смирнов), отвергали подобный подход, призывая не смешивать проблемы церковного администрирования и политики с вопросами благодатности таинств. При этом митрополит Кирилл (Смирнов) допускал выражения типа «обновленческая природа сергианства». Неоднородность движения «непоминающих» иногда порождала внутренние трения в нём. Так, например, некоторые из иосифлян жёстко критиковали московскую «непоминающую» общину протоиерея Сергия Мечёва. Определённую отстранённость от других «непоминающих» проявлял глава даниловцев архиепископ Феодор (Поздеевский). Однако исследователи отмечают, что было бы ошибкой проводить жёсткое деление различных течений внутри церковной оппозиции митрополиту Сергию. Митрополит Кирилл, например, достаточно тепло отзывался о епископе Викторе, а митрополит Иосиф в 1937 г., после получения ложного известия о кончине митрополита Петра, заявил о готовности признать митрополита Кирилла главой РПЦ. Также далеко не всегда можно было провести чёткую границу между теми, кто отказывали митрополиту Сергию в подчинении, и теми, кто сохраняли с ним единство. Так, сосланный в 1930 гг. в Среднюю Азию бывший викарий митрополита Агафангела – Ростовский епископ Евгений (Кобранов) пытался поддерживать общение и с митрополитом Иосифом (Петровых), и с Ташкентским митрополитом Арсением (Стадницким), номинально состоявшим в Синоде при заместителе местоблюстителя. Видный представитель украинских «непоминающих» Уманский епископ Макарий (Кармазин), высланный в Казахстан, не усомнился принять ссыльного сергиевского Симферопольского епископа Порфирия (Гулевича) и совершать с ним домашние богослужения. Ответом митрополита Сергия на выступления против него стали многочисленные запрещения оппозиционеров в священнослужении, которые они, как правило, игнорировали, считая действия заместителя неканоничными. В то же время среди «непоминающих» были те, кто признавали силу прещений митрополита Сергия и соответственно стремились их избежать. Имели место случаи, когда не поминавшие заместителя священники поминали своих правящих епископов, которые, в свою очередь, митрополита Сергия и власть за богослужением поминали. Бывали и совершенно экстравагантные ситуации, как, например, в Ярославской епархии после кончины митрополита Агафангела, когда новоназначенный правящий Ярославский архиепископ Павел (Борисовский; впоследствии митрополит) под давлением паствы на время прекратил поминовение митрополита Сергия, оставаясь при этом членом Временного Патриаршего Священного Синода при нём.