Исходя из этих философских посылок, главным для В.Н. Карпова была область внутреннего опыта, выработки самопознания. Внутренний опыт для него свидетельствовал, что душевная жизнь человека представляет собой соединение крайних противоположностей: единства и множества, неизменного и изменяемого, разумного света и неразумной тьмы, свободы и долга, стремление к бесконечному Богу и к конечным мирским ценностям. Человек, состоя из таковых противоположностей, постоянно занят внутренней борьбой с самим собой: всё высшее в человеке стремится побороть стремления низшие. Результатом этой борьбы, этого внутреннего опыта является то направление, которое получает человеческая жизнь этого индивида. Либо высшее, религиозно-нравственное, либо низменное, чувственно-животное. «Истинная философия, – писал В.Н. Карпов, – действует между внушениями религии и политики и, открыв существенные требования человеческой природы, жизни. Но что значит действовать на поприще философии между внушениями религии и политики? Значит – производить философские исследования под их влиянием, определить человека в мире сообразно их ограничениям, – не для того, что они требуют такого, а не другого понятия о его природе, но потому, что его природа, развитая и взлелеянная ими, на самом деле такова, а не другая. Человек, конечно, везде человек; но это всесветное, само себе равное существо является философу не иначе как под бесконечно-различными типами национального быта. Частные верования и положительные законы стран превращают субъектов народных, вовсе не похожих один на другой, – это естественно, потому что народный характер человека образуется так же, как отдельное понятие рассудка. Понятие составляет со стороны опытной из нескольких представлений, перешедших в рассудок от местных предметов, а со стороны духовной – из единичной, более или менее светлой идеи, посредством которой представления объединяются: подобным же образом народность условливается со стороны внешней – обычаями и местными постановлениями государства, а со стороны внутренней – духом веры и правилами Церкви. Так воспитываются и оразноображиваются народные субъекты! Который же из них почесть прототипом человека, чтобы верно определить значение его природы? Германец отдаёт эту честь натурально германцу, француз – французу и т.д., и они пред своими нациями правы, потому что в Германии и Франции человек на самом деле таков, каким его изображает философия их. Но таков ли он в России? И справедливо ли бы поступили наши умствователи, когда бы, сняв философскую копию с германского или французского оригинала, выдавали его за человека-прототипа и заставляли наш ум мыслить, наше сердце чувствовать – по-германски и по-французски? Это значило бы желать переменить национальный быт наш, следовательно, условия общественной нашей жизни и уставы Православной нашей церкви, элементы которых существенно вошли в природу россиянина и сделали его субъектом народным. Итак, философия отечественная, оригинальная, должна иметь в виду определение места, значения и отношений человека в мире, поскольку человек – типом истинно русской жизни и, раскрыв требования его природы, прояснить ему его обязанности по отношению к отечеству и религии».