Из этой концепции с логической необходимостью вытекало одобрение мирской жизни и утверждение примата светской власти над церковной, что и вызвало враждебное отношение к Арию со стороны клира. Выходило, что арианство – это христианство мирян (по преимуществу зажиточных горожан и солдат, позднее – воинов-варваров). Тот же мирской дух Арий внес и в богословскую литературу: древнехристианская аскетическая суровость стиля здесь не могла рассчитывать на успех, но и традиции языческой классики были слишком академичными и устаревшими. Поэтому Арий, сочиняя для широкой пропаганды своих взглядов поэму «Фалия» – книгу, состоявшую главным образом из стихов, предназначенных для простолюдинов, – обратился к иным традициям. Богословские вопросы были изложены в ней настолько популярно, что стали достоянием уличных пересудов и вовлекли в спор множество мирян. О том, как сторонники Ария проповедовали свои идеи, писал позже Афанасий Великий: «Доныне еще ариане не в малом числе ловят на торжищах отроков и задают им вопросы не из писаний Божественных, но как бы изливаясь от избытка сердца своего: «Несущего или сущего сотворил Сущий из сущего? Сущим или несущим сотворил Его?» И еще: «Одно ли нерожденное или два нерожденных?» Потом приходят они к женщинам и им также предлагают свои неприличные вопросы: «Был ли у тебя сын, пока ты его не родила? – Как не было у тебя сына, так не было и Божьего Сына, пока Он не рожден». Все полно людьми, рассуждающими о непостижимом, – улицы, рынки, перекрестки. Спрашиваю, сколько оболов надо заплатить, – философствуют о рожденном или нерожденном. Хочешь узнать цену на хлеб, – отвечают: «Отец больше Сына». Спрашиваешь, готова ли баня, – говорят: «Сын произошел из ничего». Из этих слов видно, как глубоко арианская ересь волновала тогдашнее общество. Это и понятно – весь народ чувствовал, что спор идет не об отвлеченном теоретическом вопросе, но о самом существе веры. Более того, из приведенной цитаты Афанасия Великого можно сделать вывод, что народ просто глумился над уже всесильным клиром, приватизировавшим себе монополию на истину. Отлучение от Церкви было чревато очень большими неприятностями, но арианство давало возможность, формально оставаясь в Церкви, расшатывать ее устои.

Как формулировался Символ веры строгих ариан, неизвестно, но несомненно, что он содержал в себе самую сущность арианской доктрины: «Сын Божий – произведение и тварь», «было время, когда Сына не было», «Сын изменяем по существу». Арий, присутствовавший на первых заседаниях Собора, сам представлял этот Символ, однако его объяснения не произвели на епископов впечатления: в Священном Писании не было ни одного из предложенных им выражений. Как только Символ Ария был отвергнут, список его разорвали в клочья.

После осуждения «чистых ариан» разгорелись прения между православными и полуарианствующими епископами. Евсевий Кесарийский предложил Символ веры в такой формулировке: «Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца решительно всего видимого и невидимого, и во единого Господа Иисуса Христа, Слово Божие, Бога от Бога, света от света, жизни от жизни, Сына единородного, через Коего все произошло, ради нашего спасения воплотившегося… Веруем в единого Духа Святого». Это был компромиссный Символ, который могли принять как ариане, так и православные. Однако при энергичной поддержке императора Константина православным удалось его коренным образом изменить.