КИРИЛЛ ВЕЛИКИЙ - Страница 7

Но Кирилл Александрийский был представителем другой догматической системы, и догматический интерес был для него хотя и преобладающим, но не единственным. При чистоте главных побуждений исследователи признают его характер не лишённым пятен. Человек такой высокой нравственной чистоты, духовно-жизненной опытности и догматической проницательности, как Исидор Пилусиот, не раз считал нужным предостерегать Кирилла Александрийского против его страстной раздражительной натуры, против его антипатии, доводившей его до ослепления, против его любви к спорам, низводившей его до границ интриги и мстительности. Эта сторона характера Кирилла (во всяком случае, при определённых обстоятельствах) должна была обострить его борьбу с противником и закрывала часть возможностей для соглашения. Человек, воспитанный в пределах александрийского богословия, он был не настолько чувствительным к тем особым интересам, которые имели ведущее значение в антиохийском богословии. Эта разница богословских направлений закрывала один из путей для их взаимного понимания. К тому же свою полемику он повёл не только против того, что было ложного в системе Нестория, но и не щадил таких её подробностей, которые были основаны на правильном воззрении. В своём богословском направлении Кирилл Великий не только дошёл до той черты, какую указал для выражения православной истины Халкидонский собор, но и перешёл эту черту, сделал одни лишний шаг в сторону будущего монофизитства. Следовательно, он стоял от Нестория дальше и требовал от него большего отречения, чем это было нужно для защиты православия. При отсутствии чётких понятий в догматическом языке великих отцов церкви IV в. Кирилл Великий избрал для себя одну часть их догматических изречений и придавал мало значения другой части, ей не тождественной. Вот почему он потребовал от Нестория не только твёрдого и ясного признания единства ипостаси, но и единства природы. Исследователи пишут, что если Нестория нужно укорять за то, что он слишком конкретно понимал человечество во Христе, превращая Его почти в отдельного человека, то в системе Кирилла Великого человечество представлялось слишком отвлечённым, почти только свойством Богочеловека, а не Его природной, жизненной, реальной. Зато Кирилл Александрийский спасал великую истину – личного единства Богочеловека. Никогда это человечество не являлось самостоятельным субъектом в жизни Христа, так чтобы открывать место вопросу о том, в каком же отношении те или другие факты этой жизни стоят к Божеству Христову: всегда ли Сам Бог Слово является подлежащим фактом и состояний жизни? Сам Бог Слово рождается от Девы, хотя и плотью, Сам Он, хотя и бесстрастно, страдает на Кресте. Строго говоря, в системе Кирилла Александрийского для так называемого страдания не было места, потому что не с чего было их переносить. Нельзя переносить, например, страданий, когда единственное подлежащее этих страданий есть Бог Слово, хотя и бесстрастный. Бог Слово не усвояет только эти страдания, не ставит Себя только в отношении к ним, поскольку эти страдания Его собственной, Его единой воплощённой природы, следовательно, это его собственные страдания по плоти. Столь же естественно и понятно было для Кирилла Александрийского называние этой собственной плоти Слова – Божественной.

 



 
PR-CY.ru