Э. Кеземана поддержали многие учёные, и таким образом было положено начало тому направлению в новозаветных исследованиях, которые получили название «новый поиск исторического Иисуса» (см. в ст. Библеистика, Исагогика). Э. Кеземан обратил внимание на необходимость изучения арамейской основы речей Иисуса. Кроме того, он и вслед за ним другие исследователи предложили несколько критериев в оценке исторической достоверности сообщений синоптических Евангелий. Так, например, наиболее подлинными предлагается считать те изречения Иисуса, которые не имеют параллелей ни в иудейских текстах I в., ни в апостольской проповеди. Эти критерии долгое время были приняты в качестве методологии исследований синоптических Евангелий и только в 1980 гг., когда начался так называемый третий поиск исторического Иисуса, подвергнуты сомнению. Э. Кеземан был убеждён, что проблема «исторического Иисуса» имеет непосредственное значение для христологии, считал своей задачей вновь заострить эту проблему, обозначенную ещё Просвещением, не только как историческую, но и как, в первую очередь, богословскую. По мнению Э. Кеземана, интерес первохристиан к земной жизни Иисуса, который привёл к возникновению Евангелий, стал реакцией на гностицизм и энтузиазм. Для оценки легитимности слов многочисленных пророков и проповедников, для «различения духов» требовался критерий, который был найден в учении Иисуса, изложенном в форме Его жизнеописания. История земной жизни позволяла древней общине отличать Христа от многочисленных «спасителей», проповедуемых гностиками. Только таким образом стало возможным христоцентричное богословие: Бог явил Себя в Иисусе из Назарета, Который теперь Сам воссел одесную величия (Евр. 1:3). Э. Кеземан подчеркнул, что это именно Он и никто другой, и потому никакое измышление не может быть поставлено на Его место. Соотнесение Христа воскресшего с конкретной исторической личностью Иисуса из Назарета обеспечивало Его однозначную идентификацию и отличие от возможных претендентов на роль земного воплощения Спасителя или какой-либо иной трансцендентной силы. Опираясь на этот критерий, церковь признавала того, кто стремился разделить не только славу и силу Христа воскресшего и вознёсшегося, но и нищету, унижение и муки Его земной жизни. Так, критическое обращение к истории препятствует признанию христианским такого мировоззрения, для которого Иисус является только внешним объединяющим фактором или мифологемой. Различия между «подлинными» и «неподлинными» местами Евангелий неизбежно ставили вопрос о каноничности новозаветных книг и о том, является ли канон Нового Завета основанием для единства церкви. Э. Кеземан считал, что канон Нового Завета не основа для единства церкви; наоборот, в самой его структуре, т.е. в составляющих его элементах, историк может отыскать то, что является основанием для многообразия христианских конфессий. Однако большинство протестантских богословов и исследователей Нового Завета критично относятся к преувеличению различий, существующих в Новом Завете. В последние десятилетия жизни исследовательский интерес Э. Кеземана возвращается к богословию апостола Павла, тексты которого он интерпретировал с учётом идей и представлений иудейской апокалиптики.