Филолог-славист и этнограф иколай Михайлович Гальковский (1868–1933 гг.), напротив, называл двоеверами русских, живших в первые века после Крещения Руси, которые, по его мнению, уже не были язычниками, «смысл язычества был совершенно ими утрачен: сохранились имена богов... некоторые языческие обряды, но никто уже не знал и не понимал их значения». О невозможности механического соединения христианства и язычества, а, следовательно, о невозможности двоеверия в сугубо религиозном смысле говорил академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв (1906–1999 гг.): на Руси в конце X – начале XI в. язычество как религия ещё соперничало с христианством, «элементы язычества начали приходить в соединение с христианскими верованиями только тогда, когда они перестали осознаваться в народе как противостоящие христианству. Язычество как система верований, притом враждебная христианству, должно было исчезнуть прежде, чем могло появиться двоеверие... Языческий обряд не только в XII веке (время создания «Слова о полку Игореве»), но и гораздо позже продолжает жить в народе независимо от самого язычества: он приобретает игровую, развлекательную, эстетическую функции; обрядовая песнь становится фактом эстетического сознания в большей степени, чем религиозного». О существовании на Руси двоеверия в первые века после крещения свидетельствует также «Слово о полку Игореве», памятники устной народной словесности (песни, упоминающие о «Дид-Ладо», существующие и поныне праздники Ивана Купалы и др.). О неравноправном существовании на Руси язычества и христианства, о подчинённом отношении первого второму высказывались многие исследователи, в частности, академик Никита Ильич Толстой (1923–1996 гг.). В советской литературе атеистической направленности двоеверия зачастую именовалось не только сосуществование христианских воззрений и пережитков язычества, но и само историческое христианство, якобы не отличающееся по существу от язычества, «впитавшее» многие черты национальных языческих религий; проводилась мысль, что двоеверие фактически создавалось церковью, которая якобы была не в силах побороть языческие верования и поэтому включала их в несколько изменённом виде в состав своего вероучения (это утверждение относилось не только к Русской православной церкви). Одни исследователи говорят о двоеверии как о православно-языческом синкретизме в материальной и духовной культуре, симбиозе разнородных религиозных форм, другие, напротив, проводят различие понятий двоеверия и религиозного синкретизма. Так, по мнению современной американской исследовательницы Ив Левин, в понятии «религиозный синкретизм» подчёркивается слияние разных религиозных систем, термин же «двоеверие» в исторических источниках всегда носит негативный характер, подразумевает двойственность, невозможность примирения христианства и язычества. В выборе терминов некоторые исследователи отдают предпочтение термину «религиозный синкретизм» (Владислав Петрович Даркевич), считая, что термин «двоеверие» завышает историко-культурное значение этого феномена, как бы предполагая равенство составляющих; другим специалистам (Алексей Владимирович Чернецов) термин «религиозный синкретизм» представляется слишком претенциозным, а «двоеверие» – более приемлемым для обозначения смешения христианских воззрений с бытовыми суевериями.