Стоицизм вытесняет и сменяет философию предыдущего столетия – антиохийский и цицероновский эклектизм. Причина этой перемены понятна: эклектизм I в. до н.э. был философией политической активности, естественной в пору гражданских войн; стоицизм I в. н.э. был философией политической пассивности, закономерной в пору утвердившейся монархии. И как эклектизм I в. до н.э. вбирал элементы всех учений, соответствующие духу своего времени, так и стоицизм I в. н.э. роднится со всеми учениями, проповедующими уход от мира, – с эпикурейством (верным завету Эпикура «Живи незаметно»), с кинизмом. Крупнейший из стоиков I в. н.э., Сенека, разницу между положениями стоицизма и эпикуреизма готов считать случайной. Он помнит, что стоики учили, будто мудрец должен исправлять человечество; но времена изменились, человечество испортилось непоправимо, и лучшее, что может сделать мудрец, это уйти в себя, возвыситься над людьми, приблизиться к Богу и воздействовать на людей не убеждением, а примером. Он считает душу такой же материальной, как и тело, но отчетливо их противопоставляет и приветствует смерть и самоубийство как высший акт приближения к Богу. И хотя большинство людей лишь издали могут стремиться к идеалу, они заслуживают не презрения, а сочувствия: все люди равны перед Богом, и все должны быть связаны узами добра и взаимопомощи, не исключая и рабов. Такая апология всечеловеческого равенства (конечно, не с социальной, а с моральной точки зрения) звучит на римской почве впервые. Уход от мира, уход от всего телесного, стремление к Богу, культ равенства людей – все эти черты сближали философию Сенеки с наступающим христианством; впоследствии даже сложилась легенда о знакомстве Сенеки с апостолом Павлом и была даже сочинена их фиктивная переписка.

Неопифагорейство делало еще один шаг от философского рационализма к религиозному иррационализму: оно открыто клало в основу своего учения не разум, как стоики, а божественное Откровение, возвещенное Пифагором и доступное его ученикам. Образ трансцендентного божества, противоположение божественного духа и презренной материи, бессмертие души – все это провозглашалось неопифагорейством с гораздо большей прямотой и излагалось в многочисленных сочинениях от лица Пифагора и его учеников. Неопифагорейство особенно интересно тем, что на его почве впервые была сделана попытка синтеза греческой философии и иудейской религии в сочинениях Филона Александрийского (около 30 г. до н.э. – 50 г. н.э.), одного из руководителей александрийской еврейской общины, от которого сохранились многочисленные сочинения. Почти все они представляют собой аллегорическое толкование Библии: Филон толкует ее так, как стоики толковали Гомера, открывая за мифическими образами абстрактно-философские понятия. Главное его внимание направлено на то, чтобы представить иерархию посредников между Богом и миром: сперва это Логос, постигаемый образ непостигаемого Бога, затем – Сила творящая и правящая, затем Сила милосердия и справедливости и т.п. Это – начало учения об эманации божества, столь важного для последующих систем философии.