Наряду с религиозными текстами значительную часть дошедшей до нас хеттской литературы составляют магические ритуалы. С их помощью пытались врачевать болезни, а также избавляться от всевозможных несчастий – от раздоров в семье до неурожая на полях и в садах, а также мора в войсках. Магическими заклинаниями насылали порчу на врагов и привлекали удачу к друзьям, скрепляли договоры, призывая проклятия на голову потенциального клятвопреступника. Существовали и особые заклинания, которыми привлекали внимание людей и богов, когда те пренебрегали своими обязанностями.

Одновременно магия играла вспомогательную роль в собственно религиозных обрядах, когда возникало опасение, что бога «нет дома», и молитва не дойдет до его ушей. Так, весьма распространенными были особые молитвы – мугессары. Сначала бога призывали вернуться домой и благословить свой народ, затем ему как бы «прокладывали дорогу» и, чтобы привлечь его, выставляли вдоль этой «дороги» мед, масло и прочие яства. С этой же целью совершались воскурения благовониями. В некоторых случаях бога «тащили» домой по обставленной должным образом «дороге» – возможно, даже физически, в образе изваяния. Частью подобного ритуала является «Миф об исчезающем боге», за текстом которого непосредственно следует описание магических ритуалов, и в том числе – «прокладывание дороги». По всей видимости, об этом рассказывали ради того, чтобы описанное в нем событие, то есть возвращение пропавшего бога, произошло в действительности.

После гибели столицы хеттов Хатуссы (около 1200 до н.э.) прежние вассальные области с лувийским населением на юге Малой Азии и севере Сирии превратились в небольшие самостоятельные государства. В их искусстве продолжается традиция лувийско-хурритского монументального стиля, важную часть которого составляли иероглифические надписи. Самая обширная надпись этого рода, найденная в Каратепе в сопровождении параллельной финикийской, носит следы воздействия стиля семитской поэтической прозы.

Уже после того, как на лувийском иероглифическом письме перестают писать, память о хеттах в Сирии и даже Палестине еще сохраняется. Это видно из нескольких упоминаний хеттов (скорее, лувийцев) в Ветхом Завете; в «Книге Бытия» встречающееся выражение «сыновья Хета», вероятно, представляют собой измененный старинный оборот «сыновья страны Хатти», которым сами хетты (и все жители Хеттского царства) себя обозначали. После гибели страны Хатти это выражение потеряло смысл.

Языки, являющиеся продолжением лувийского (ликийский) и хеттского (лидийский), на западе Малой Азии существовали вплоть до античного времени, когда на них были сделаны немногочисленные надписи буквенным письмом типа древнейшего греческого. Историю Лидии подробно изложил Геродот, вероятно, опиравшийся на не дошедшие до нас туземные повествовательные источники. Из его рассказа видно, что и лидийские цари (как раз не хеттские, а лувийские) носили такие традиционные хеттские имена, как Мурсилис.

Вероятно, с лидийской и ликийской культурной традицией связано предание о малоазиатском происхождении этрусков, что отражено в «Энеиде» римского поэта Вергилия. Этим можно объяснить такие культурные связи между древней Малой Азией и Италией, как, например, сходство мифа о Кандавле – герое (боге), убившем пса, с аналогичным мотивом в мифологии этрусков и римлян. В наши дни с названием города Мир в Ликии связано имя христианского святого чудотворца Николая Мирликийского (Николая Угодника).