В метафизике Нового времени Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716 гг.) первым почувствовал односторонность картезианского рационализма. В работе «Начала природы и благодати, основанные на разуме» он пишет, что монады, как простые субстанции (т.е. первоначальные единства в мире) могут отличаться лишь внутренними качествами и действиями, а именно «...восприятиями, или перцепциями (т.е. представлениями в простом сложного или внешнего), и стремлениями (т.е. влечениями от одного представления к другому), составляющими принципы изменений». Вот этот «аппетитус» и есть простейший конституирующий момент воли уже для Лейбница, когда он говорит о монадах более высокого порядка: энтелехиях, душах, духах, жизнях. У Ф. Ницше более радикальный взгляд на вещи: в его языке и восприятия, и апперцепции выступят как ценности, положенные в основу книги «Воля к власти», а потому единственно «аппетит воли» является основополагающим моментом, составляющим принцип изменений, т.е. становления жизни. У Иммануила Канта (1724–1804 гг.) эта интенция выступает как приоритет практического разума над теоретическим. Но уже Фридрих Вильгельм Йозеф фон Шеллинг (1775–1854 гг.) в работе «Философия исследования о сущности человеческой свободы и связанных с ней предметах» прямо заявляет: «В последней высшей инстанции нет иного бытия, кроме воления (Wollen). Воление есть прабытие, и только к волению приложимы все предикаты этого бытия: безосновность, вечность, независимость от времени, самоутверждение». Итог такому мировидению, основанному, к примеру, у Иоганна Готлиба Фихте (1762–1814 гг.) на свободном волеполагании «Я», или у Шеллинга – на «эстетическом созерцании», т.е. опять же творческом, спонтанном, свободном акте Я-художника, подводит Артур Шопенгауэр (1788–1860 гг.), который озаглавил свой основной труд «Мир как воля и представление». Ф. Ницше называл Шопенгауэра среди немногих своих учителей, но в то же время критиковал его за «пессимизм» «мировой воли». Он полагал, что Шопенгауэр, как и многие другие, лишь перенял и усилил предрассудок обыденного мышления, состоящий, во-первых, в том, что словом «воля» обозначают нечто простое, самопонятное, некую «непосредственную достоверность» «я хочу» по аналогии с «я мыслю», а во-вторых, в том, что хотящий полагает, будто воли достаточно для действия, по аналогии с причиной и следствием, по грамматической привычке подставляя под акт воли ещё и «Я» субъекта действия; т.е., как говорит Ницше, «вопиющее самопротиворечие – causa sui». Вплотную приблизившись к полю непосредственно метафизической традиции, Ницше не последовал, тем не менее, принятому здесь в качестве канона принципу систематического изложения философских воззрений. Так, книга, в которой он, по сути, изложил своё учение, представляет собой в принципе бессистемное изложение. Он писал: «Систематик – этот такой философ, который не хочет больше признавать, что его дух живёт, что он подобно дереву мощно стремится вширь и ненасытно захватывает всё окружающее – философ, который решительно не знает покоя, пока не выкроит из своего духа нечто безжизненное, нечто деревянное, четырёхугольную глупость, “систему”». Стремясь дать изложение своей философии, Ф. Ницше в то же время не считал её мёртвой догмой; для него она была, скорее, своего рода регулятивным принципом для обоснования последующих взглядов и идей. В работе «По ту сторону добра и зла» (афоризм 19) он показал, что воля, каждое хотение состоит, по крайней мере, из семи важнейших моментов: 1) «чувство состояния, от которого мы стремимся избавиться и... которого мы стремимся достигнуть...»; и сопутствующее «мускульное чувство»; 2) «в каждом волевом акте есть командующая (ведущая) мысль; однако нечего и думать, что можно отделить эту мысль от «хотения» и что «будто тогда останется ещё воля!»; 3) воля есть «аффект команды»; 4) в воле есть «собранность в кулак», «тот прямой взгляд, фиксирующий исключительно одно, та безусловная оценка положения «теперь нужно это и ничто другое»; 5) «человек, который хочет, – приказывает чему-то в себе, что повинуется или о чём он думает, что оно повинуется»; 6) «поскольку мы являемся одновременно приказывающими и повинующимися, то... при помощи синтетического понятия «Я»... хотящий полагает, что воля и действие каким-то образом составляют одно»; 7) «хотящий» приписывает самой воле ещё и успех, исполнение хотения и наслаждается при этом приростом того чувства мощи, которое несёт с собой всяческий успех. “Свобода воли” – вот слово для этого многообразного состояния удовольствия хотящего...».