Итак, во всяком волении присутствует неразрывное единство «повелевания и повиновения», поскольку «ведь наше тело есть только общественный строй многих душ», т.е., как поясняет Ницше, «служебных "no-воль" или "no-душ"». Как оркестр есть единство дирижёра и музыкантов: ведь дирижёр без исполнителей немощен и смешон, но и оркестр без его палочки своеволен и какафоничен, разрушителен и дисгармоничен. Воля никоим образом не может быть сведена к простому, спонтанному, «амёбному» хотению, к инстинкту желания. Понятно, что за всякой волей, за всяким желанием лежит воление, поскольку всякий глагол изначальнее субстантива. Потому, критикуя прежнее нигилистическое мышление, Ф. Ницше вскрывает предпосылки субстантивированных форм метафизической мысли, вершиной и «опорной точкой» которой вступает Ego, т.е. «яйность Я», как сказал бы экзистенциалист Мартин Хайдеггер (1889–1976 гг.). Ф. Ницше пишет в книге «Воля к власти» (афоризм 675): «Вообще водить – то же самое, что хотеть стать сильнее, хотеть расти – а для всего этого ещё и хотеть средств». Итак, единство воли в качестве основной черты всего живого выступает как единство трёх модусов: я хочу, я могу, я должен. Это единство задаётся как раз тем, что Ницше называет властью, поэтому сутью бытия вещей является именно «воля к власти». При этом власть здесь никоим образом не может быть понята как акциденция воли; напротив, как раз власть является сущностью воли. И если Ницше пишет «воля к власти», то это значит, что власть как целевая причина «оформляет» (в Аристотелевском смысле) волю, «замыкает» её на саму себя и, тем самым, «делает» субстанциально-сущей. Таким образом, Фридрих Ницше, полагающий в качестве сущности воли её устремлённость к власти, а волю к власти понимающий как основополагающую тягу жизни всего сущего, похоже, возвращается в своей мысли к истоку метафизики и мыслит то же самое, что ещё Аристотель называл энтелехией, которая как некая сила (energia) придаёт завершённость и, тем самым, определённое совершенство вещи, состоящее в возможности быть собой. Ведь ещё Лейбниц указывал на перевод Аристотелевской «энтелехии» у гуманиста Ермолая Варвара (XV в.) как perfectihabea. И когда Мартин Хайдеггер называет Фридриха Ницше «последним метафизиком», то он совершенно прав не только в том смысле, что Ницше зависим и завершает собой давнишнюю традицию западной метафизики как «метафизики воли», но и в том смысле он «последний», что выдаёт тайну такого истолкования бытия сущего, разрабатывая фактически «метафизику власти». Ибо именно власть (или воля к власти) выступают как простейшие, первичные единства в мире, как своего рода «монады» жизненного потока, замыкающиеся как тела. Отсюда уже один шаг до понятия «центров власти», а также процессов рассеивания и концентрации власти, как это представлено в «метафизике власти» Мишеля Фуко (1926–1984 гг.). И ещё один шаг до «машин желания» в «Анти-Эдипе» Жиля Делёза (1925–1995 гг.) и Феликса Гваттари (1930–1992 гг.). Но эти шаги, пожалуй, всё в том же, возделанном Ницше, поле «метафизики власти». Именно власть, как некий «зуд», захватывает многих; и как раз по поводу «властвования воли» возникало больше всего шума, обвинений и недоразумений вокруг имени Фридриха Ницше. Удивительным образом не попадает в цель как то поверхностное, вульгарное, «узколобое» истолкование воли к власти, которое понимает её чуть ли не как «культ силы», распущенность насилия, подставляя философа под мифологемы «белокурой бестии» либо массоидного «жвачного суперменства», так и то «кликушество сирых и убогих», кто, заранее опустив руки, повторяет: «У сильного всегда бессильный виноват». Те и другие забывают, что грубая, внешняя сила всегда растрачивается, «умирает» в том, на что она направлена, если она не возвращается к себе самой, если нет принципа «сохранения и возрастания». Внешняя сила – лишь следствие власти, но не предшествует ей. Таким образом, воля к власти не может быть понята и сведена лишь к внешнему господству. Поэтому Ф. Ницше выдвигает императив: «Прежде чем господствовать над другими, научись властвовать над собой». Это не значит, что это невозможно, или отсутствует социально-политическое измерение и прочтение воли к власти, но это значит, что у Ницше тайна «политической воли» и власти как господства заключена во власти как самовластвовании. Потому, кстати, «метафизика воли к власти» предшествует как социальной онтологии, так и всяческой политологии. Ведь Ницше не говорит «Wille zur Herrschaft», но именно «Wille zur Macht».