По мнению многих исследователей, они копировали библейские тексты и занимались их несистематической интерпретацией, результаты которой частично могли быть включены в сами тексты. Исследователям не совсем ясно, принадлежали ли книжники к кругам, создававшим библейские традиции, но, исследователи не сомневаются, что они должны были нести ответственность за их передачу. На то, что книжники могли быть должностными лицами при иерусалимском храме ещё до 70 г., в частности, указывает «хартия» селевкидского царя Антиоха III, освободившего от налогов «книжников при храме», а также старейшин, священников и певчих. О существовании представления о книжниках как о священниках и толкователях Торы в хасмонейское и более позднее время свидетельствуют кумранские рукописи, в которых изучение Писания представляется основной задачей садокидского священства. Решающее значение для развития института книжников имел первый (после Ездры) названный по имени учитель закона Бен-Сира (Иисус, сын Сирахов, начало II в. до н.э.). В приписываемой ему книге даётся наиболее известное в еврейской литературе описание мудреца-книжника (Сир. 38:24–39:11), при этом его образ заметно отличается от того, который известен исследователям по «Первой книге Ездры» и по «Книге Неемии». Он обладает знаниями во многих областях общественной жизни (приглашается на собрание, участвует в суде, изучает литературную мудрость, ср.: Сир. 38:39), имеет высокий статус правителя (Сир. 39:4), общенародную славу (Сир. 39:11–14). Его мудрость связана с Богом, потому что главный источник всяких знаний – «закон Всевышнего», «размышление» о котором побуждает мудреца к изучению «мудрости всех древних» и их «пророчеств», сохранению «сказаний мужей именитых» и изучению «тонких оборотов притчей» и их «сокровенного смысла» (Сир. 39:1–3). Для исследователей очевидно, что в данном описании книжник не обладает какими-либо специфическими чертами священника (иногда в этом исследователи видят начало тенденции освобождения института книжников от его первоначальной связи с храмом и священством). Но даже если сам Иисус, сын Сирахов, не был священником, его современники всё ещё видели тесную связь между священниками и законоучителями (ср.: Сир. 45:6–22, 25–26). Принципиальной для этого была упоминаемая сыном Сираха связь мудрости и закона (Сир. 24): имеется в виду, что «мудрость» в принципе открыта всем, кто готовы принять её в изучении закона. Важной особенностью этой традиции понимания книжников исследователи называют то, что для сына Сираха мудрец не только знаток еврейской Библии, учёный и учитель, но и высокопоставленный чиновник, советник, относящийся к правящему классу (Сир. 39:4). Предпосылкой принадлежности к книжникам является уже не высокое (священническое) происхождение, но действительное, полученное в ходе изучения знание Писания. Если в «Книге Иисуса, сына Сирахова» между мудрецом и писцом проводится граница, то она трудноразличима (ср.: фразу «мудрость книжная», «мудрость писца» – Сир. 38:24; ср.: Сир. 38:32–39:11).