Представляя полицейские сведения о скоропостижно умерших в 1825 г. в Москве (всего в течение года 176, в том числе от «апоплексического кровомокротного удара вследствие грудной водяной болезни» два) и совершенно основательно, ввиду ряда приводимых им примеров, предполагая, что большинство из них умерло от несвоевременно поданной помощи и даже от полного её отсутствия, он предлагал просить об учреждении в Москве особого врача для наблюдения за организацией попечения о внезапно заболевших, нуждающихся в немедленной помощи, по примеру Гамбурга, где в течение 18 лет, начиная с 1808 г., спасено из 1794, близких к скоропостижной смерти, 1677 человек. Контора отвечала ему постановлением, что эта мера излишняя и бесполезная, ибо при каждой части города Москвы есть уже положенный по штату лекарь. Указывая, что в 1815 г. было упразднено в Екатерининской больнице 50 кроватей для крепостных помещичьих людей, вследствие отказа установить плату с владельцев таких больных по 5 рублей ассигнациями в месяц, и что вследствие этого с 1822 по 1825 гг. отказано в приёме 2774 больным, некоторые из коих были брошены на улице и там скончались, Гааз, ссылаясь на увеличение средств приказа общественного здравия, просил контору хлопотать о восстановлении упразднённых кроватей, «будучи далёк от безнадёжности хотя бы и чрез сие малое пособие предуготовить помощь некоторым из великого числа страждущих». Ему отвечали отпиской, что о его представлении будет доведено до сведения по принадлежности. Испуганный результатом оспенного заражения в Москве, он входил в контору с подробной запиской о ряде практических мер и необходимых средств к успешному введению оспопрививания, встречавшего постоянные препятствия в апатическом и недобросовестном отношении к нему местных врачей и иных начальств и в «предрассудках многих людей, будто несообразно природе человеческой заимствовать оспенную материю от животного, опасаясь от сего какого-то повреждения в здоровье и даже некоторого худого влияния на самую нравственность». Записка сопровождалась «прожектом» и различными, потребовавшими усидчивого труда табелями и реестрами. Ему отвечали постановлением об отсылке записки «по принадлежности», с присовокуплением мнения, что по предмету оспопрививания уже существуют надлежащие законные постановления. Наконец, его тревожил нецелесообразный и противоречащий элементарным понятиям о душевных болезнях порядок освидетельствования сумасшедших. Нужно требовать, утверждал он, предварительных сведений от родных, повествующих о жизни свидетельствуемого, о характере и признаках болезни, нужно подвергать его предварительному испытанию через врачей, а нельзя прямо, внезапно, без всяких сведений о прошлом, ставить человека, «подчинённого или меньшего звания», перед «первейшими лицами губернского правительства», не рискуя смутить его, принудить к молчанию и вообще лишить возможности сохранять своё умственное спокойствие, тем более что и члены физиката, люди, подчинённые губернатору, «сами часто бывают объяты к последнему чувством, мешающим заняться с полным вниманием и свободой больным, которому они, поэтому же, не внушают доверия». Предлагая ряд правил, быть может, не лишних и теперь, и гарантирующих научность и независимость в исследовании состояния предполагаемых сумасшедших,