Во время Отечественной войны 1812 г. Иверская часовня пострадала от пожара и была восстановлена; в память об изгнании императора Наполеона ежегодно совершался крестный ход из Кремля к Иверской часовне и оттуда с образом вокруг кремлёвских стен. В 1929 г. Иверская часовня была разобрана. Чудотворный образ из не запиравшейся на ночь Иверской часовни часто выносили в дома горожан, замещая его списком. Для перевозки образа использовали особую, закрытую карету, запряжённую четвёркой лошадей. Процессия, сопровождаемая форейтором с факелом, стала достопримечательностью Москвы. Иверскую часовню называли «отрадным перепутьем для всех верующих»: к ней приходили, уезжая из Москвы или приезжая в неё. Горожане, почитая Иверскую часовню, снимали перед ней шапки и не начинали никаких важных дел, не помолившись в ней. Именно благодаря Иверской часовне укрепился обычай вступать на Красную площадь и в Кремль через Воскресенские ворота. Ему следовали, приезжая в Москву на коронацию, все императоры, вплоть до императора Николая II; перед возвращением в Санкт-Петербург обязательно прощались с Иверским образом (царь Пётр I, вернувшись в 1699 г. из Западной Европы, не сразу поехал к Иверской часовне, что вызвало нарекания москвичей; его торжественный въезд в Москву в 1721 г., после победы в Северной войне, был совершён через Воскресенские ворота). В 1775 г. здесь перед казнью молился Емельян Пугачёв. Иверская часовня постоянно упоминалась в художественной литературе как символ особого московского благочестия: у Ивана Алексеевича Бунина («Воспоминания», «Чистый понедельник»), Бориса Константиновича Зайцева («Голубая звезда»), Ивана Сергеевича Шмелёва («Богомолье»), Александра Исаевича Солженицына («Красное колесо»). В романе Льва Николаевича Толстого «Война и мир» Пьер Безухов «увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами» и «почувствовал себя дома, в тихом пристанище». По свидетельству Ивана Дмитриевича Сытина, Антон Павлович Чехов, приезжая в Москву, всегда занимал номер гостиницы «Большая Московская», выходивший окнами на Иверскую часовню, чтобы видеть ночной молебен, к которому собиралось много горожан.