Всё Священное Писание, говорит Гауденций, содержит Христа: в обетованиях Ветхого Завета – как намеревающегося прийти к людям, в Новом Завете – как уже пришедшего. При этом ветхозаветный Закон есть только «тень», прообраз той истины, которая открывается во Христе. «Образ (figura) не есть истина». В качестве иллюстрации соотношения ветхозаветных прообразований и полноты новозаветного откровения Гауденций прибегает к представлению о человеке как об образе Бога: «...Человек создан по образу (ad imaginem) Божию, однако из-за этого он не (становится) Богом, хотя... называется богом, так что по природе существует один Бог, по положению же (positione) – многие». Пример типологического толкования 12-й главы книги Исход: ветхозаветный пасхальный агнец является прообразом страждущего Христа. С типологией здесь переплетается «сакраментальная» (литургическая) интерпретация пасхального агнца как прообраза Евхаристии. Последнее связано с тем, что пасхальные проповеди Гауденция были обращены к новокрещёным, при этом проповедник указывает, что не должно разглашать суть таинств церкви некрещёным. В этом усматривается существовавшая в то время в церквах Северной Италии так называемая disciplina arcana. В 8-й и 9-й беседах, также укладывающихся в рамки тайноводственных поучений для неофитов, «сакраментальному» толкованию следует евангельский сюжет о браке в Кане Галилейской как о таинственном браке Христа и церкви. Истолковывая предписания о заклании пасхального агнца (Исх. 12:8–10), Гауденций прибегает к символическим образам: он интерпретирует агнца, которого следует вкушать с ногами, головой и внутренностями, как образ откровения, от которого не следует ничего отсекать. Огонь для приготовления агнца понимается им как образ Духа Святого, действующего в откровении; несъеденные и преданные огню остатки агнца – как та часть откровения, смысл которой станет ясен после всеобщего воскресения: «Если что из таинственного ещё остаётся, должно объявиться в утро того будущего воскресения». Символические толкования несут у Гауденция нравственно-поучительный смысл. Так, предписание воздерживаться от квасного хлеба (Исх. 12:17) он толкует как удаление от «закваски диавола» (fermentum diaboli), т.е. от лукавых лжеучений, в частности, от иудейских, языческих или еретических заблуждений. Гауденций призывает не пренебрегать и буквальным (историческим) смыслом текста: последний нужно исследовать, прежде чем приступать к изысканию духовного смысла, но, даже углубляясь в духовный смысл, периодически следует возвращаться к историческому пониманию. Часто буквальная интерпретация Священного Писания присутствует у Гауденция там, где он делает отступления полемического характера против еретиков. Выступая в защиту брака, Гауденций утверждает, что Христос, присутствуя на браке в Кане Галилейской, тем самым благословил его. Рассматривая цитату из книги Второзаконие: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть» (Втор. 6:4), Гауденций не допускает никаких аллегорий, отмечая важный тринитарный смысл этих слов: «...Один есть в Троице Бог, одно Божество, но господство принадлежит Троице, так как остаётся разделение существующих Лиц (manente vera divisione subsistentium personarum)». Беседа на слова: «Отец Мой более Меня» вся выдержана в духе буквальной интерпретации, о чём Гауденция просил заказчик проповеди. Однако, вступая в полемику с Маркионом, Гауденций заявляет, что предписания Ветхого Завета могут казаться жестокими только тому, кто не понимает их высшего, духовного значения (majorem causam). Влияние Гауденция недостаточно изучено. Известно, что некоторые авторы подражали ему в своих проповедях, например, Никита, епископ Ремесианы, современник Гауденция. Определённое влияние Гауденций оказал на папу Льва I Великого. Некоторые его богословские идеи нашли отражение в анонимном сочинении V в. «De fide orthodoxa contra Arianos» («О православной вере против ариан»), которое ошибочно приписывается Оригену.