*  *  *
Я не еврей, согласно Галахе.
Не вышел в иудеи формой носа.
Но у меня есть двадцать два вопроса,
и я бы мог их выразить в стихе.

Я не хочу всё строить на обмане:
никто не знает, что было тогда.
А миром этим правили всегда
не рыцари любви, но «мани-мани».

Никто не знает, жил ли Моисей,
переходил, как по суху, по морю…
Пусть будет так, я с этим ведь не спорю.
Есть много сказок в Ойкумене всей.

Что хочешь видеть, то легко увидишь.
Нужны традиции? Согласен: таки-да.
Я с вами говорю, но вот беда:
я на иврите к вам, а вы ко мне – на идиш.

*  *  *
Подражание Хайяму

Нас Господь бережёт, наши планы круша.
Так что выводы делай всегда не спеша.
Мысль не знает границ, и любовь их не знает.
Связь с родными всегда сохраняет душа.

*  *  *
Когда собираемся вместе,
нужды нет большой в разговоре.
Скопируйте всё на винчестер –
яснее всё на мониторе.

Чтоб знать, как готовятся сиги,
какой интерьер веселее,
читайте железные книги –
увидите всё на дисплее.

Все книги рецептов бросайте,
друг другу вообще не звоните.
Есть всё, что хотите, на сайте.
Есть то, чего вы не хотите.

Есть номер у каждого сайта.
И поиск возможен по теме.
Есть флэшка на три мегабайта
и код в поисковой системе.

Не стоит записывать снова
всё то, что на жестком есть диске.
В системе есть главное слово.
Забудьте о страхе и риске.

Любая система надёжна,
надёжней, чем клей и бумага.
Запомнить все шифры несложно.
Есть шифры у каждого шага.

Устали – нажмите на Enter.
Найдите названье портала.
Есть в каждой системе свой центр.
Забыли – начните сначала.

Я знаю не всё – не профессор.
Не нужно мне знать всё на свете.
Как сложно устроен процессор –
смогу я узнать в Интернете.

*  *  *
Хотел признаться я тебе в любви как друг,
для этой цели выкроил досуг.
Но Катька в комнату мою вошла без стука
и вырвала перо из моих рук.

Я в сердце ощутил большой испуг,
а с уст сорвался неприличный звук.
Я вспомнил больше сотни междометий
и Катьке перечислил тут же вдруг.

Она же мне спокойно и без рук
сказала: Не пугайся так, мой  друг, –
нет ничего прекраснее на свете
надёжных и проверенных подруг.

Не будь педантом и не надо мук,
Не реагируй так, зачем тебе мой стук?
Что ты сидишь один, как в туалете.
Скажи хорошее, ведь ты же не дундук.

И я открыл стихов своих сундук,
и рифму глупую заправил в ноутбук,
и выстроил в колонну строчки эти.
Пусть Ленке в сердце постучат: тук-тук.

*  *  *
У Лильки снова день рожденья.
Мы к ней пришли поесть варенья.
Хороший стол и водки много,
а у меня в душе тревога.

Не даст мне Катька водки выпить,
она мне может зубы выбить.
А зубы – всё мое богатство!
Спаси от Катьки, Лилька, братца!

Мне без зубов нельзя остаться,
без них я не смогу кусаться,
они нужны для диссертаций –
моих победных  трансформаций.

Нельзя мне, значит, с Катькой драться…
А ладно, что там – наливай!..

*  *  *
В минуты тягостных раздумий и сомнений,
когда не мог понять я жизни суть,
меня поддерживал всегда твой добрый гений
и помогал найти неповторимый путь.

Мне не решить простого интеграла,
секретов техники, знать, видно не дано.
Но для себя усвоил я давно,
что без друзей узнаешь в жизни мало.

Смотрю я в твой волшебный телескоп
и под его оптическим прицелом
я вижу мир и в частностях, и в целом.

И сделал вывод в результате проб:
Господь мой прост, как атом водорода,
но мысль взрывает купол небосвода.

*  *  *
Вам Лиля в споре даст любую фору:
ведь истина её открылась взору.
В иудаизме нынче всё наоборот:
мужчина трудится – жена читает Тору.

А мне приходит в голову идея,
что можно Тору знать не хуже иудея.
Я попытался её кратко изложить,
но получается опять же эпопея.

Куда ни сунешься – не истина, а деза.
Любой ответ – сплошная антитеза.
Но я усвоил истину одну:
я тоже иудей, хотя и не обрезан.

Но чтоб религия для нас ни означала,
и хоть одна над Торой Лиля не скучала,
я рад составить ей теперь миньян:
мы с ней вдвоём начнём читать сначала.

*  *  *
Нас порой угнетают пустые дела.
От болезней страдают нередко тела.
Так Господь помогает спасти наши души.
Ты успеешь везде – лишь бы ты не пила.

Это трудно, когда рядом с нами сидишь.
Нелегко, когда к детям куда-то летишь.
От больших впечатлений во рту как бы сушит.
И тогда ты фужер опрокинуть спешишь.

Ты не пей, когда ты остаёшься одна,
когда радость твоя лишь тебе не видна.
Когда скажут не то, затыкай свои уши,
а сейчас с нами выпей бутылку до дна.

Мы тебе не предложим плохого вина.
Катька знает в нём толк – выбирала она.
Лучше нам коллективно сейчас бить баклуши,
чем скорбеть и былые хвалить времена.

Пей, не думай о прошлом и завтрашнем дне.
Правда то, что хранится в хорошем вине.
Пей до дна, веселись, околачивай груши.
Лично я завязал – так зачем оно мне?

*  *  *
Отчего у нас, девчонки,
в головах переполох?
Вон мужик стоит в сторонке,
он от нас ослеп, оглох...
Ни к чему мне платье, ни к чему платок
Когда есть красивый рыжий завиток.

Смотришь на её фигурку –
и кусок не лезет в рот,
Она хрупкая, как рюмка,
Ну, а мы – наоборот.
Кросс даёт на лыжах и летит в бассейн,
И на тренажёрах просто каждый день.

Ты сегодня всполошила
пять московских турбюро,
И в Европу прорубили
Нам с утра они окно!
Не поеду в Ниццу, не хочу в Марсель,
Отдохну и в Истре я на зависть всем...

По квартире бродит Толя,
У него в глазу слеза.
Ой, опять там своеволит
Наша Ленка-егоза!
Ни к чему Шанель мне, ни к чему Карден,
Я сама такая, что на зависть всем.

Мы пришли и поздравляем
С Днём рождения тебя,
Никого не обижаем –  
шутки шутим мы любя.
Искренне желаем лет до ста расти
С мужем обнимаясь и без старости!

*  *  *
Падишах восседал на персидских коврах,
но счастливым себя не считал падишах.
Почему хорошо говорит Шахрезада,
а его говорить не научит Аллах?

Утешенья немало в успешных делах.
Днём и ночью покорны эмир и феллах.
Но тускнеет безумная роскошь Багдада,
когда лёгкости нету роскошной в словах.

В слове прячутся горе, надежда и страх.
Коль дела не идут – не виновен Аллах.
Почему же безумного юнгу Синдбада
смерть щадила всегда на чужих берегах?

Можно встретить прекрасное в разных местах.
Жизнь смешна наяву и заманчива в снах.
Но мерещится лучшая в мире награда
на лукавых, корыстных, желанных устах.

Пусть они говорят о багдадских ворах,
о сокровищах где-то в далеких горах.
Нам не это теперь от рассказчицы надо,
надо силу почувствовать снова в штанах.

Я в возвышенных часто нуждался умах.
В Вас, профессор, увидел и ум, и размах.
Рад приветствовать Вас, и жена моя рада
написать от души поздравленье в стихах.

Пусть в Багдаде скучает больной падишах,
мы же птицу удачи удержим в руках.
Помогает Вам тоже во всём Шахрезада:
избежать дефицита в друзьях и в деньгах.

Вам ли к жизни и смерти испытывать страх,
когда разум такой подарил Вам Аллах?
Я уверен, начнут все пророки Багдада
говорить на тусовках о Ваших делах.

*  *  *
Когда грустно тебе, ты судьбу не гневи.
Обновила квартиру – себя обнови.
Если будешь заботливой к мужу и нежной,
недостатка не будет в деньгах и любви.

Если мебель в квартире вдруг встала не так,
если целых полгода в ней был кавардак,
оставайся такой же всегда безмятежной,
и тогда всё вокруг превратится в пустяк.

Плохо в мире и мудрому без серебра,
но мы знаем, что ты не жалеешь добра.
Если скатертью стол твой накрыт белоснежной,
это значит, что ты бесконечно щедра.

За тебя поднимаем сегодня бокал,
чтоб сама ты цвела, и весь дом твой сверкал.
Если будешь такой же хозяйкой прилежной,
превратится твой дом в королевство зеркал.

Где мужчина увидит в себе мудреца?
Отражение в жёнах согреет сердца.
Будет радость твоя для тебя неизбежной,
и пребудет с тобою она до конца.

*  *  *
Нас Лилька встречает парадом,
Нам Саша навстречу спешит,
Друзья, мы вам спеть очень рады
По громкому зову души.

Вставай, вставай кудрявая,
К нам в дом идёт
И мы его встретим на славу –
Еврейский год.

Мы дважды встречали – нам мало,
И старый, и новый не  в счёт.
Видать, наша прыть не пропала,
К нам третий не лишний идёт.

Не спи, вставай, кудрявая,
Сейчас придёт
И мы его встретим на славу –
Еврейский год.

Нас Лилька от сердца накормит,
Нам Саша от сердца нальёт.
И кто-нибудь песню запомнит,
И кто-нибудь нам подпоёт.

Не спи, вставай кудрявая,
Сейчас придёт
И мы его встретим на славу –
Еврейский год.

Да, 5776 – это много,
Но вся эта жизнь не нова,
Пусть будет вам счастье от Бога!
Катива в'Хатима Това!

*  *  *
Учились мы в одной когда-то школе
и ссорились нередко в конце дня.
Ты говорил об этом тёте Поле,
но обещал ей защищать меня.

Ты был разумней и физически сильней,
рассказывал мои секреты ей.
Я девушкам любил читать сонеты,
и в этом были все мои секреты.

С тех пор секретов накопилась куча,
Мне их за много дней не перечесть,
но я, твою не задевая честь,
тебе их не скажу на всякий случай.

Зато теперь, спустя немало лет,
я с радостью пишу тебе сонет.

*  *  *
Я Лене намекал в своих стихах,
что часто к ней бывал неравнодушен.
Но Толя мне сказал: «Держи себя в руках:
ей нужен только я и только я не скучен».

Я пел о золотых её кудрях,
пусть даже в подражание Петрарке.
Но ни к чему ей были все подарки
и все мои признания в стихах.

Я в нетерпении использовал все роли
и весь талант, что Богом был мне дан,
но на пути всегда был Либерман.

И я прошу прощения у Толи,
коль в их союз вносил порой разлад.
Поверьте, я вас вместе видеть рад.

*  *  *
Когда слежу за поведеньем дев,
готовых круглосуточно ходить налево,
я праведный испытываю гнев.
Но что им до того неистового гнева?

Других, едва лишь мысленно раздев,
лишаешь взглядами почти священный плевы.
Они, как кобры, свой показывают зев:
они не женщины, а неземные девы.

Твердя о вечности и тайне нараспев,
они от критиков спасут познанья древо.
Спасают яблоки от недостойных дев,
но думают о том, чем бы заполнить чрево.

Молюсь порой, глаза горе воздев.
Взываю: Девы, отзовитесь, где вы?
И жду звонков от мужиков и дев.
Но заняты собой все мужики и девы.

Я зарычать готов, как африканский лев.
Но я не Лев, не Водолей, не Дева.
В моих стихах – лирический напев.
И не бывает грозного напева.

Могу я сетовать, с утра за стол присев,
что сделан был из высохшего древа.
Не жаль мне тех, кто умер, не успев
сорвать плоды с ветвей познанья древа.

Преодолев естественный отсев,
избранницами стали как-то Девы.
Но, не закончив вовремя посев,
озимых уничтожили посевы.

Их сотворить из глины не успев,
Господь возвысил дев до Приснодевы.
Но те, чей долг от грязи чистить хлев,
с панели без стыда стремятся в королевы.

У Дев во всём есть двойственность и блеф,
но так гордятся тем, что они – Девы!
Судьбу свою однажды проглядев,
в тоске проводят дни мужи и девы.

Обманчива холодность женщин-Дев,
готовых флиртовать направо и налево.
Среди заносчивых мужей и скучных дев.
один лишь Толя – истинная Дева.

Как Дева скромен, целеустремлён,
Как Дева, бережет одну лишь честь.
И педантичен, и практичен, и умён,
хоть острый на язык, но лёгкость в этом есть.

Не терпит лжи и рубит правду-матку.
Пусть злой он иногда, но друга не предаст.
Находчив и в делах проявит хватку.
Хоть мыслит трезво, но в душе – фантаст.

*  *  *
Наш профессор Либерман,
Он объездил много стран,
И не раз перелетал океан.
Он над книгами корпел
И в науках преуспел.
И вообще хороших много сделал дел.
И на жизненном пути
Он сумел любовь найти,
Счастье в доме и в работе  обрести.

Всё же Толя Либерман –
Настоящий капитан,
Одолеет он любой ураган.
Гордо свой он держит флаг,
Впереди всегда на шаг.
Мы не раз ему споём ещё вот так:
Капитан Либерман, улыбнитесь,
Пусть улыбка озарит все вокруг.
Дорогой, веселее держитесь,
Больше радуйте друзей и подруг.

*  *  *
Пусть из рабства был не близким и не шёлковым,
По пустыне нас водили сорок лет
Но бродили и страдали там без толку мы –
Ничего не изменилось на земле.

Это как у нас такое получается:
Кто не с нами – всех считаем мы врагом.
Коль из рабства одного мы вырываемся,
то зачем рабом становимся в другом?

Только как же это, братцы, называется, –
Всё-то в жизни перепуталось хитро, –
Мы с опаской друг на друга озираемся,
а свободных и не видно никого.

Сколько сделал я усилий, сколько слёз пролил,
но не понял я, куда я угодил.
Значит, снова по пустыне целый век бродить,
чтоб грехи свои надёжно замолить?  
Чтобы снова по пустыне целый век бродить,
надо выпить и, конечно, закусить.

Ты, рюмашка мерная – мне подружка верная,
стань, кто против, в стороне.
Наши годы длинные, мы друзья старинные.
Ты мила, как прежде, мне.

*  *  *
Хочу пожить ещё немного,
чтоб чуть приблизиться к мечте.
Я не признал на небе Бога
и оказался вдруг в Чите.

Но если б Данте Алигьери
нашёл бы место мне в аду,
я смог бы укрепиться в вере
и не писать стихи в бреду.

Живёт здесь кто-то постоянно,
имеет дачу или дом,
но я здесь оказался пьяным
с чуть образованным умом.

Я помню, что учился где-то.
На мой столично-личный взгляд
весь этот город, в грязь одетый,
давно обшарпан и зассат.

В лицо мне дышат перегаром
и вспоминают чью-то мать.
Но я ведь создан был недаром,
к тому же с даром рифмовать.

Мне надоели эти лица.
Народ убог, их говор – то ж.
Захочешь в кустик помочиться –
там тоже видишь много рож.

На главной площади В. Ленин –
унылый, как и все в Чите.
Из всех возможных направлений
он выбирал всегда не те.

Зимой бывают здесь морозы,
а летом – дождь. Нелепый край.
Я мог бы продавать здесь розы,
когда бы знал, где здесь Китай.

Зато теперь я знаю точно:
здесь с внешним видом полный мрак.
Поэтому я стал заочно
в стихах – исконный сибиряк.

Но час настанет очень скоро,
и декабрист какой-нибудь
среди рифмованного сора
в глаза мне сможет заглянуть.

*  *  *
Нас когда-то было трое
очень дружных поросят.
Мы всегда ходили строем
и всегда сидели строем,
опустив в тарелки взгляд.

Звали нас на дни рожденья
и кричали: «Нуф-Ниф-Наф».
За свои стихотворенья
объедались мы вареньем
и визжали: «Ниф-Нуф-Наф».

Мы и пели, и плясали,
и съедали почти пуд.
Шли туда, где нас не ждали,
часто где не понимали,
не ценили тяжкий труд.

А потом нас стало двое:
изменился сильно Ниф.
Разлучило нас простое,
разлучило нас пустое –
где-то вычитанный миф.

Наф похож стал на барана.
И едва набравшись сил,
прочитав пять сур Корана,
говорить стал очень странно
и уехал вдруг в ИГИЛ.

Мусульманин радикальный,
он теперь ведёт джихад.
Стал капризный и нахальный.
Поросёнок он халяльный,
а по мне – так просто гад.

Старший стал почти кошерным.
На меня наводит грусть.
Младший был когда-то верным,
с ним ходили по тавернам.
Я один остался. Пусть.

Я один за всё в ответе
и хожу туда-сюда.
Но боюсь, что на примете
я у всех на белом свете,
что случится вдруг беда.

Я доволен своим тельцем
и поститься не привык.
Но на свете есть умельцы.
Смогут хитрые умельцы
превратить меня в шашлык.

Кто-то вдруг ножом злодейским
с тельцем сделает хамон.
Но хамоном по-еврейски,
по-турецки, арамейски
сыт, увы, не будет он.

Мне прибиться было б надо
в чьё-то стадо, чтоб не пасть.
Но – боюсь любого стада:
там всегда пасущих чада
мне показывают пасть!

*  *  *
Наш врач Семеноныч, великий и важный,
Лечить человечество взялся отважно.
Попались мы в сети сего эскулапа,
Мы будем здоровы, мы станем богаты…
Над нами он ставит эксперименты,
За что получает одни комплименты.
Отдали мы душу ему без оглядки,
Он взглянет – и сердце бросается в пятки!
Каких только хворей он в нас не находит,
А в норму придти просто так не выходит.

*  *  *
Ты хочешь всё видеть и схватывать,
удачу ловить на лету.
Из  неразделённого атома
ты вырастить хочешь мечту.

Мечты только сводят с ума.
Расти лучше, Ольга, сама.

*  *  *
Тебя давно считаю братом,
и рад, что ты сегодня здесь.
Ты бравым выглядишь солдатом,
Чужды тебе и злость, и спесь.
Другим помочь всегда готовый,
своё ты честно держишь слово,
ты можешь радость разделить
и чарку полную налить.

*  *  *
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь.
Так воспитаньем, слава Богу,
У нас не мудрено блеснуть.

Но всё же Лене Чернышовой
Я в этом первенство отдам:
Она – средь всех прекрасных дам –
Нас покоряет веским словом.

Юристов дружная семья
Её энергией сплотилась,
В успехи дочек воплотилась –
И мы горды, что мы родня!

Но все они теперь в Европе,
А мы – остались в этой …
Прекрасной стране, у себя на родине.

*  *  *
Поэзией не бредил понапрасну,
не тратил время на блаженный жар.
Ты рассуждал логически и ясно,
имея свой экстрасенсорный дар.

От нелинейных всех коммуникаций
Ты нас предупреждал не зарекаться.
И, как Онегин, часто в тишине
давал уроки жизненные мне.

Ты был готов помочь любым советом,
как ангел, ты беседовал со мной
зимой и летом, осенью, весной
и ничего не требовал при этом.

Надёжен он обычно, как гранит.
Но жаль, что лишний раз не позвонит.

*  *  *
Они спорят о многом и остро,
мировые проблемы решая.
Не понять из полемики пестрой,
кто из них за кого выступает.

И цепляясь за каждое слово,
ищут смысл его снова и снова.
Хотя многое ясно без слов,
и не это – основа основ.

В этом споре не нужен им третий,
и четвёртый – не нужен совсем.
Пятый глух станет вскоре и нем –
Шквал эмоций не выдержать этих!

После них часто хочется мне
одному посидеть в тишине.

*  *  *
Ты мне внушил, что я почти что Пушкин,
а я, признаюсь, на него я молюсь.
Играя в эти милые игрушки
над вымыслом слезами обольюсь.

Мои экспромты вы всегда ценили,
мне благодарностью за них платили,
пусть даже чушь в своих сонетах нёс
и сам же доводил себя слёз.

Но мне не совестно показывать вам слёзы,
рождённые от благородных чувств,
мы платим дань тому из всех  искусств,
которое стыдливее мимозы.

Не потому ли  с первых наших дней
в любви к стихам мы стали всех родней!

*  *  *
Немного в жизни есть друзей
таких же преданных и верных.
Вы – мера жизни нашей всей
и образец людей примерных.

Во многом мы на вас похожи.
Хотим мы быть такими тоже.
И вот уж больше пяти лет
во всём идём за вами вслед.

Вам посвящаю строки эти,
упрямый потирая лоб,
меня вы похвалили чтоб
и радовались им как дети.

Ведь мы вас любим и для вас
пуститься можем даже в пляс.

*  *  *
Коль ты была б старушкой одинокой,
могла бы плакаться в жилетку, а пока
не будь со мной надменной и жестокой
и не считай меня за дурака.

Пусть я не тот, не в том моя вина,
что не сидел с тобой, твой вечер коротая.
Тебя боялся я, хоть ты и не крутая.
Но помню я былые времена.

Ты знаниям моим была поражена
и уносилась вдаль, усталость забывая.
Тебе завидовала б женщина любая.

Я быть с тобой готов, но ты мне – не жена!
Пусть мы во всём между собой несхожи,
моя любовь к тебе для нас всего дороже.

*  *  *
Что верность Брута, доблесть Сципионов,
о чём Петрарка пел в своих стихах?
Моя симпатия к тебе надёжней всех законов,
учился у тебя держать себя в руках.

Тебя всегда считал я старшим братом.
Ты был готов подставить мне плечо.
Со мной ты никогда не спорил горячо
и не считал себя ни бедным, ни богатым.

Ты эту жизнь воспринимал как есть,
лишь глупость принимал всегда с усмешкой
и не считал других всего лишь пешкой.

Тебе не свойственны ни зависть и ни лесть.
Доволен или нет своим уделом,
но ты всегда следил за телом.

P.S. Большая правда в этом есть.

*  *  *
Не вспоминай о том, что раньше было,
не жди награды за свои труды.
Для мужа ты – как лучезарное светило
и как надёжное спасенье от беды.

Он помнит до сих пор, как ты в дверном проёме
возникла, ослепив и озарив весь путь.
Когда вам будет трудно, не забудь,
что ты одна погоду строишь в доме.

Пусть говорят порой не то подруги,
да так, что застывает всё в груди.
Не злись – всё остаётся позади.

Мы ценим только личные заслуги.
И нас другие ценят лишь тогда,
когда соединяют нас года.

*  *  *
Когда надежда светлая моя
на участь лучшую во мне почти угасла,
мне дружба тихая, сердечная твоя
была пользительней целительного масла.

Ты ничего не заготавливаешь впрок:
природных навыков иль вновь приобретённых.
Увидев вдруг двух дураков влюблённых,
ты не спешил преподнести урок.

Хоть видел под оптическим прицелом,
как с башни в Пизе падает отвес.
Ты видел всё, но в души к нам не лез.

Ты частности соединяешь с целым.
Подходишь с мерками особого масштаба,
поэтому в прогресс всемирный веришь слабо.

*  *  *
При благородстве крови скромность эта
тебе в Малаховке всегда была под стать.
Но ты – как отдалённая планета,
вторично замуж вышедшая мать.

Ведь я – плебей, ты – дочка прокурора.
Ты про меня всё знаешь наперёд.
Я жду, когда настанет мой черёд
тебе напомнить тему разговора.

Но вздохов ураган и ливень слёз
мой чёлн однажды к берегу прибили.
Меня здесь, как родного, полюбили.

Свои болячки я с собой принёс
и нахожусь в их власти необорной.
Пусть я – колючий, но в душе – попкорный.

*  *  *
Тебе ль не знать про участь Одиссея,
когда ты там и в то же время – тут.
Особенно когда в дыму Расея,
вдвойне прекрасен образ Хатшепсут.

Другими были все во время оно,
и жизнь в те времена была легка.
И я смотрю на всё издалека,
чтоб не достали люди фараона.

Они не спросят про мои сонеты,
заставят им всезнаньем угождать.
Быть в стороне – вот мир и благодать.

И я ни разу не спросил: «Серёжа, где ты?»,
хотя общению с тобой всегда был рад.
Но ты – не мне, а фараону сват и брат.

*  *  *
Куда уходит дней стремительный поток,
где вперемешку смех и ран сердечных льдины?
Давно пора извлечь из прошлого урок,
из половины дел и жизни половины.

Жизнь коротка – на всё не хватит сил.
Есть у всего конец, и есть всему начало.
Жизнь адекватно никому не отвечала:
кто многого хотел и многого просил.

Нам надо выбирать, что нам всего дороже,
чтоб кто-то из-за нас вдруг не осиротел,
иль в одночасье вдруг остался не у дел.

Но выход из всего случайного возможен.
И выход там, где есть обычно вход.
А терпеливого всегда удача ждёт.

*  *  *
Поэты пишут о своей печали:
чужая – и ничтожна, и мала.
Нам не всегда, как мы хотели, отвечали:
ведь у друзей всегда свои дела.

Легко подумать, что друзья – пропали,
хотя быть очень близкими должны.
Коль наши интересы не важны,
не значит, что друзья теперь – в опале.

Ценней всего душевное чутьё,
сменяющее глупый гнев на милость,
чтоб прежнее чутьё не притупилось.

Прими теперь раскаянье моё
и слов моих ржавеющую медь.
Я их убил, чтоб не глупили впредь.

*  *  *
Хорошая девчонка, отличная подруга,
Приветливые речи, огоньки весёлых глаз!..
Лишь мы затянем песню,
как все в твоей в округе
Голосами своими поддерживают нас.

Судьбе своей навстречу шагала без оглядки,
Куда ни приходила, ты везде нашла друзей.
И  с  милой сердцу сладко
в дворце, да и в палатке.
Всюду с нашею Ленкой становится светлей.

Всегда ты всех поддержишь,
поддержишь  вдохновенно,
И творческим  порывам
ты не дашь пропасть, любя!
Скажу тебе,  Ленуська,  скажу я откровенно,
Было б скучно, наверно, на свете без тебя!

1.
В Москве большой сегодня праздник,
Мороз и тот звенит сильней,
А со сторон несется разных:
У нашей Ленки юбилей.
Да кто поверить в это мог бы
Ведь ей всего семнадцать лет
А возраст – кто про это вспомнит?..
А цвет лица – вот это цвет!

Я вам не скажу за всю Одессу,
Вся Одесса очень велика,
Но и Молдованка, и Пересыпь
Шлют тебе привет издалека.

2.
Нет дамы, чтобы не мечтала
С любовью встретиться своей.
О главном ты не забывала:
Профессор, с вами веселей.
Мы помним чудное мгновенье,
Когда явилась ты ему,
Как мимолетное виденье,
А превратилася в жену.

Я не расскажу за всю Одессу,
Вся Одесса очень велика,
Вам, наверно, стало интересно,
Кто там шлёт привет издалека.

3.
Теперь весомо, грубо, зримо,
Мой стих громаду лет прорвёт.
А что я проскочила мимо,
Вам лучше Толя допоёт.
Любовь не вздохи на скамейке –
Хозяйство, огород, метла.
Но ваша крепкая семейка
В науке истину нашла.

Я не расскажу за всю Одессу,
Вся Одесса слишком велика,
Но Израиль тоже, как известно,
Ленке шлёт  привет издалека.

4.
Какой была – такой осталась,
Всегда бежит, всегда дела.
Но ты и впрямь не растерялась –
Ты внуков кучу завела.
И где б ногой ты не ступала,
Где б не впечатала свой след…
Ну, может, на краю Ямала
Друзей и внуков ваших нет.

Я вам не скажу за всю Одессу,
Вся Одесса слишком велика,
Но все Штаты тоже, как известно,
Шлют тебе привет издалека.

5.
Идёт зима, идёт другая
От  декабря до декабря
А мы итоги подбиваем –
И делаем мы это зря.
Другие сядут у окошка,
Грустя глядеть, как снег идёт.
А Ленка отдохнёт немножко –
И новых внуков заведёт.

Я не расскажу за всю Одессу,
Вся Одесса слишком велика,
Но Берлин с Женевой, как известно,
Шлют тебе привет издалека.

6.
Все гости вам на юбилее
Желали счастья и любви.
И эту новость две недели
Потом крутили по ТиВи.

Я вам не скажу за интересы,
Просто не поднимется рука.
Но ведь вся Одесса, как известно,
Шлёт привет теперь издалека

*  *  *
Здравствуй, милая сестра!
Всем наперекор ветрам
В твой прекрасный день рожденья
Мы прислали поздравленье.

Нежных песен уж немало
Ты в эфир нам посылала.
Поздравляя с важным днём,
Сами мы тебе споём.

Пусть ни пуха, ни пера
Не нажили мы с тобою,
Да была б душа легка,
Да была бы мысль светла…
Всё, что надо нам, сестра,
Быть всегда самим собою!

Ты нам всякая мила:
В час, когда ты весела,
И коль грусть в тиски взяла,
Не даёт совсем покою –
Мы всегда с тобой душою.
Нитью связаны одною,
С детства знаем, что родня –
Это слово не пустое.

Пусть нас делят города,
Отдаляют расстоянья,
Главное – сердец слиянье,
Главное – души звучанье
Слышать, чувствовать всегда,
В дни свиданий вновь и вновь
Ощущать родную кровь
И взаимопониманье.
Мы несём их сквозь года,
Как высокое призванье,
Милая сестра, мы вновь
Шлём тебе свою любовь!

Пусть твоя душа поёт,
Счастье пусть твоё растёт,
Пусть Светлану Божий свет
Озаряет – много лет!

*  *  *
Алейхем, Шолом Алейхем!
Алейхем, Шолом Алейхем!
Алейхем – МИР ВАМ – Алейхем!
На Пасху все мы здесь сегодня собрались.

Сегодня все вместе вспомним!
Сегодня все вместе вспомним!
Опять мы все вместе вспомним!
И прямо здесь опять мы всё переживём.

Вот мы идём по пустыне,
В пустыне тихо-претихо,
Пасутся мирно верблюды,
А мы идём, идём неведомо куда.

Набьём огромные шишки,
Натрём большие мозоли,
Последний зуб потеряем,
Но всё никак, никак туда мы не дойдём.

Зачем ты вывел нас, Мойша?
Куда ты тащишь народ свой?
Мы жили тихо в Египте,
Нам было очень, очень, очень хорошо.

Дойдём до Красного моря,
Дойдём до Черного моря,
Дойдём до Белого моря,
А Жёлтого не надо нам, но добежим.

Еврею всё пригодится,
Еврей он всё пустит в дело.
Пусть зеленеет, колосится
Всё, что посеем мы, и всё, что мы пожнём.

Кто дольше всех ходит-бродит?
Кто столько прыти имеет?
Быстрее всех кто тут ходит?
Зачем спешить, мы лучше сядем-отдохнём.

Мы за столом соберёмся,
Мы выпьем и мы закусим,
На все вопросы ответим:
Куда идти, что делать, кто же виноват!

Нам даже рифмы не нужно,
У нас еврейская песня.
А через год в Ерусалиме!
Хоть на бровях – в Израиль точно доползём!
А ЕСЛИ НЕТ, ТО, значит, ЗДЕСЬ ОПЯТЬ СПОЁМ.


Алейхем, Шолом Алейхем!
Алейхем, Шолом Алейхем!
Веди скорее нас, Мойша,
Нам очень, очень, очень хочется прийти…

*  *  *
Ах, Полина Алексанна,
Мы хотим сказать вам честно:
Это очень-очень странно,
Что Вам  больше тридцати.

Что бы ни было вначале,
Вам, наверно, приписали
Годиков так эдак двадцать
А быть может пятьдесят.

Мы глядим на вас с восторгом,
С неподдельным восхищеньем:
Вы, похоже, здесь, моложе
Чуть не каждого из нас.

И сегодня в юбилейный,
В Ваш прекрасный День рожденья
Мы узнать у Вас хотели
Весь секрет Ваш без прикрас.

Но подумавши вначале
Что-то сами разгадали.
Взяли мы и написали
В этой песне Ваш портрет.

Ваша бодрость, сила духа,
Доброта и ясность мысли
Безусловно, Вам снискали
У людей авторитет.

Но Полина Алексанна,
Ваш секрет не только в этом,
Вы всё время говорите:
Я счастливый человек!

Это очень-очень ясно,
Что несли Вы через годы
Свой весёлый нрав и радость.
Вот Ваш главный оберег.

Вы кокетливы, как прежде,
Обаятельны, прелестны
И как прежде, с интересом
Вы глядите на мужчин.

Чтобы жить не для себя лишь
И любить себя не только –
Вот в чём подлинное счастье,
Вот причина в чём причин.

Мы Вам с нежностью желаем,
Чтоб родня Вас окружала,
Чтобы солнце согревало
И светило веселей.

Чтоб здоровье было крепче,
Чтоб заботы были легче,
И чтоб радость заряжала
Вас на много лет и дней.

*  *  *
Вот и для нас, друг мой, настала пора юбилеев.
Даже не знаю, печалиться нам о том или лучше смеяться
Каждый ту жизнь проживает, какая по силам.
Ты же многое смог и немало достиг.  Скажу всё по правде
Хоть и гекзаметром, но постараюсь короче…
Нынче тебе шестьдесят, а я тебя помню в шестнадцать!
Ох, и хорош же ты был – молодой и стройный парниша!
Меня на лодке катал, об умном всегда рассуждая.
Дальше песни мои, боюсь, как всегда неуместны:
Сразу скакну к твоим двадцати шести и чуть больше
Ты молодой лейтенант, кандидат и жених всем на зависть.
В марте сказал мне, что долго жениться не станешь.
Года с тех пор не прошло, как ты в июле женился.
Мне повезло, я скажу. Кроме друга и брата
В Ире подругу-сестру обрела я и очень довольна.
Тридцать и сорок твои в своих стихах пропущу.
Здесь перо моё просто бессильно.
Важным тогда ты стал, и жизнь была бурной и страстной.
Событий личных полна – и в политику прямо дорога.
Десять последних лет с тобой мы трудимся вместе.
Героев среди золотых в политике нет тебе равных
Дом ты построил, деревья сажал
И потомство растишь всем на радость
В общем – живи и будь счастлив подольше, Сергей Леонидыч!

*  *  *
Ты Бога не гневи за тяжкий путь,
за то, что дети не дают уснуть,
за то, что не дают покоя внучки.
О том, что счастье есть, случайно не забудь.

Того, что было, больше не вернуть.
Того, что будет, непонятна суть.
Пока есть голова у нас и руки,
любые трудности не смогут нас согнуть.

*  *  *
Составляя программы все дни напролёт
и в предвыборный нас отправляя полёт,
не к одной лишь стране, будь к жене справедливым:
без неё не взлетит твой ковёр-самолет.

*  *  *
Благоприятный для себя избрав режим,
к себе относимся всегда благоговейно.
Прямой дорогой от людей бежим,
общаемся же чаще – нелинейно.
Давайте расчищать друг к другу путь,
чтоб наши сделать ровными стезя.
Нам без друзей прожить никак нельзя,
линейно или нет – не в этом суть.

*  *  *
Спасибо вам, друзья, что были с нами
Все эти десять лет!
Хоть время разрушительней цунами,
Но радости все остаются с нами,
И остаются с нами те, кого сегодня нет.

И с нами все наши счастливые моменты –
Нам есть, чем дорожить!
Они и силы нам дают, и аргументы –
Чтоб дальше жить!.

*  *  *
Мы верим, услышит Господь заклинания,
исполнит Он наши все вам пожелания!
Так сдвинем бокалы и выпьем скорей
за вашу удачу, любовь, процветание!

*  *  *
Смысла нет быть простым и понятным для всех.
Простота у людей вызывает лишь смех.
Кто поймёт, тот простит, никогда не осудит,
а надменных ввести в заблужденье не грех.

*  *  *
Как тяжело во время ОНО
Им было близких поздравлять!
Тебя мы хоть по телефону
Имеем шанс расцеловать…

Так будь здорова, дорогая,
Держись, крепись! Ты нам нужна!
АПЧХИ – согласно все чихаем:
Ты нам нужна… ты так нежна,

Так всех весельем заражаешь,
Так нас задором заряжаешь,
Энергией нас поражаешь
И с полуслова понимаешь.

Ты нам нужна – так будь здорова,
А мы напишем песен новых!