Распространение идей Кунта-хаджжи и последующее отпочкование от его тариката других вирдов обусловили заметные внутриконфессиональные изменения в мусульманской общине Нагорной Чечни. На структуру местных родов (тейпов) причудливым образом стали накладываться структуры суфийских общин. Не случайно вайнахское родовое обозначение (тейп) происходит от арабского таифа («община»). Границы общины и рода полностью совпадали. Глава рода обычно становился и религиозным наставником общины. Духовная благодать (барака) передавалась от шейха-наставника по наследству, формируя внутри общины новую религиозную элиту. Роды саййидов на поверку оказывались восходящими не к роду пророка Мухаммада, а к известным местным шейхам, святость которых, по меньшей мере, легендарна. Пополнение членов общины происходило за счет естественного прироста в роду. Родственные контакты членов рода были в значительной степени ограничены; такой порядок во многом сохраняется и поныне. В целом к началу XX в. в Российской империи сложилась достаточно законченная система мусульманских духовных учреждений. Районы Европейской России и Сибири курировались замыкавшимися на Министерство внутренних дел Оренбургским и Таврическим муфтиятами. Жизнью мусульман Кавказа руководили созданные в 1872 г. Суннитское и Шиитское духовные правления, подведомственные царской администрации края. В их юрисдикцию, однако, не входили горские народы Северного Кавказа, которые после Кавказской войны управлялись с помощью особой системы военно-народного управления. Особые правила определяли организацию мусульман на территории Степного генерал-губернаторства. В Туркестанском крае специального органа по управлению мусульманами вообще не существовало, принципиальные вопросы жизни мусульманской общины здесь определяли сами местные власти, подведомственные в Санкт-Петербурге Военному министерству. Центральным правительственным органом, контролировавшим жизнь российского мусульманства, оставался Департамент духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел. Среди вопросов жизни мусульманской общины, находившихся в ведении департамента, были: 1) управление духовными делами мусульман, 2) образование мусульманских приходов, 3) постройка и открытие мечетей и молитвенных домов, 4) мусульманские секты, 5) мусульманская печать, 6) мусульманские учебные заведения, 7) имущество мусульманского духовенства и мусульманских духовных учреждений, 8) брачные и бракоразводные дела лиц мусульманского вероисповедания, 9) приведение к присяге мусульманского духовенства и русско-подданных мусульман, 10) вопросы, связанные с воинской повинностью лиц мусульманского вероисповедания, и др. Однако политика Российской империи по отношению к мусульманам никогда не предполагала насильственного искоренения ислама как религии. Неудачные попытки христианизации Поволжья заставили власть отказаться от подобных действий в Туркестане и на Кавказе. На окраинах империи и глубинке, в особенности среди сибирских татар и отчасти казахов, влияние ислама даже усилилось. Однако, по мнению некоторых исследователей, в целом в результате русификаторской политики самодержавия был нарушен сложный баланс сил в поликонфессиональной системе российской государственности. Справедливое раздражение политикой властей, все более обозначавшееся противостояние между сторонниками обновления и «староверами» в российской мусульманской среде совпали со сложным и неоднозначным процессом «пробуждения исламского мира» за пределами России. Так, после учреждения в 1788–1789 гг. в Уфе Оренбургского магометанского духовного собрания, а в 1831 г. в Симферополе – Таврического и в 1872 г. в Тифлисе – Закавказских (Шиитского и Суннитского) духовных управлений мусульман порядок назначения мусульманского духовенства на большей части Российской империи был в большей или меньшей мере регламентирован уже на основе светского законодательства, учитывавшего, однако, некоторые важные шариатские нормы, а также местные обычаи и традиции.