Это возможно потому, что всё Священное Писание является Божественным Откровением («Scriptura divina, divinae litterae, divini carminis textus») и как таковое целиком есть предмет веры и не может само себе противоречить. Так, например, когда «Божественное Писание говорит о Сыне Божьем, то не противоречит само себе, но проводит необходимое соответствующее различие между Богом и человеком, которого Он воспринял». При этом для Зинона толкование Священного Писания не исчерпывается постижением его буквального смысла, к которому ведёт непосредственное изучение библейского текста, хотя иногда он останавливается на этом уровне толкования, присоединяя к нему отдельные назидательные элементы. Согласно Зинону, кто ограничивается постижением буквального смысла, тот ограничивается «плотью» («caro»), «буквой» («littera») Священного Писания, как это делают иудеи, которые «понимают плотским образом» («carnaliter sentiunt»), или ариане, которые суть «люди плотского ума» («carnalis mentis homines»). Поступая так, первые лишают себя спасения, вторые видят в Священном Писании предмет «человеческих домыслов» («humani sensus opinationes»). Однако Священное Писание не должно быть буквой, которая убивает, но Духом, Который животворит (ср.: 2 Кор. 3:6). Поэтому третьим важнейшим экзегетическим принципом для Зинона является «духовное постижение» («spiritaliter intellegi») Священного Писания, когда за его буквально-историческим смыслом находится скрытый в нём глубинный смысл («ratio»). Духовное толкование основывается на том, что всё Священное Писание Ветхого Завета и Нового Завета восходит к Христу и говорит о Христе. Ветхий Завет и Новый Завет, «подобно двум главам (книги), образуют одно Писание» («unam litteram»), поскольку «в духовном союзе («spiritali temperamento») описывают одного Христа Сына Божия»; и «как Новый Завет удостоверяет Ветхий, так и Ветхий Завет свидетельствует о Новом». На Кресте, предвозвещённом обоими Заветами, Христос исполнил «историю всего Писания». В связи с этим отношение между Ветхим Заветом и Новым Заветом Зинон рассматривает как отношение «прообраза-тени» («imago, figura, umbra») и «истины-исполнения» («veritas»). Таким образом, духовное толкование Священного Писания у него получает почти преимущественно христологический характер, изредка дополняемый экклезиологическим и сакраментальным толкованием. Влияние Зинона на последующую богословскую традицию исследователи называют незначительным. По данным рукописей, только три проповеди Зинона были хорошо известны за пределами Вероны: «О целомудрии», «В память св. Аркадия» и «О Сусанне». Как полагают исследователи, одна из проповедей Зинона (на Пасху после крещения) легла в основу анонимного сочинения начала V в. «Cena Cypriani» («Вечеря Киприана»), в настоящее время приписываемого галльскому поэту пресвитеру Киприану (V в.). Заметное влияние Зинон оказал на латинскую гомилетику IV–V вв., в частности, на таких авторов, как Хромаций Аквилейский и Пётр Хрисолог, в проповедях которых исследователи находят немало параллелей и даже возможных цитат из проповедей Зинона. Прямое литературное влияние Зинона ощущается в собрании проповедей, получивших распространение с VII в. и в настоящее время приписывающихся Евсевия Галликану. Определённое влияние Зинон оказал и на латинскую гимнографию. В двух молитвах из Бангорского антифонария (Ирландия, около 680 – 691 гг.) встречаются явные заимствования из двух его проповедей: «О трёх отроках» и «Слово на Пасху», попавшие в них из галльских литургических сборников VII в.